Божественное вмешательство
Шрифт:
Если головы не сложим, Артоген обещает богатую добычу. Его воины распространяют среди крестьян Алаша об этом слухи. И не напрасно — вчерашние крестьяне рвутся в бой. Только бы не дрогнули, когда все начнется.
Колона пылит. Едем чуть в стороне. Скучаю. Спрашиваю Артогена:
— Почему сеноны не носят броню?
Он загадочно улыбается. Спустя пару минут получаю тяжелый шлепок по плечу. Артоген решил ответить.
— Мы верим, что каждому с рождения суждено умереть именно тогда, когда приходит его смерть. К тому же в кольчуге или панцире
— Все мы умрем, но я хотел бы пожить подольше, — отвечаю и вижу в глазах галла разочарование.
— Зачем? Чтобы стать бренном?
— Нет! — прерываю его, возмущаясь, — Чтобы учиться! Для детей мир вокруг — один. Повзрослев, они вдруг обнаруживают его совершенно другим. Но мир-то не изменился. Не так ли? Хочу прожить долгую жизнь, чтобы понять какой мир на самом деле! — такого красноречия сам от себя не ожидал. Но то, что я произнес, мне самому очень понравилось. От сердца получилось. Как будто тайну какую-то открыл для себя. Да и Артоген смотрит уже по другому.
— Ты, бренн, у кого из друидов учился? — серьезно спрашивает Артоген почти на ухо, чтобы никто не услышал.
— Я не учился, — отвечаю как можно искреннее, чтобы галл не заподозрил меня в том, чего скрывать от него не желаю. Снова молчит. Наверное, думает.
— Когда мы умираем, то предстаем перед Богами. Они дают нам возможность вспомнить все. От этих воспоминаний мы страдаем и радуемся, ненавидим и любим. Эти воспоминания каждый раз изменяют нашу природу и, рождаясь в этом мире снова и снова, мы идем к совершенству, постигая мир. Как и ты, я хочу узнать, каков он на самом деле.
Вроде бы и разговор серьезный, но навязчивая фиксация ума на строчке из песни Владимира Высоцкого "хорошую религию придумали индусы: как будто мы, отдав концы, не умираем насовсем" подняла настроение. Улыбаюсь. Наверное, для Артогена — без повода. Вижу, вождь хмурится.
— Я слышал, что если человек при жизни живет, как животное вроде свиньи, то для новой жизни, после смерти, может получить тело свиньи? — спрашиваю, мысленно напевая: "Стремилась ввысь душа твоя. Родишься вновь с мечтою, но если жил ты как свинья — останешься свиньею".
Лицо галла просветлело.
— Нет. Такого Боги не допустят, — безапелляционно заявляет он.
Я хотел спросить его о том, зачем богам нужны человеческие жертвоприношения, но не успел. Прискакал на взмыленном коне один из разведчиков Артогена. Кружит вокруг, говорить не решается. Артоген на меня поглядывает. Я останавливаю Чудо, спрашиваю:
— Что случилось?
Разведчик молчит как партизан.
— Говори, — разрешает ему Артоген.
Тот ждал разрешения именно от вождя. Услышав приказ, выпалил:
— Лигуры подошли к Мельпуму. Рубят лес, строят большие башни.
— Сейчас остановимся, отдохни немного, — и не обращая более на него внимания, говорит мне: — Дойдем к закату. Нужно остановиться и обсудить новость.
Зову Сколана.
— Пусть трубят привал.
— Да бренн, — Сколан поскакал к голове колонны, а мы — направо от дороги, к небольшим деревьям.
Взвыли карниксы, колонна остановилась и стала расползаться по степи. Обоз растянулся. Возницы, прежде, чем распрягать коней и быков, парковали телеги и возы поближе друг к другу.
Мы спешились. Я подозвал Хоэля, отдал распоряжение об обустройстве лагеря. Артогон ждет, но сам и не думает останавливаться тут.
Спрашиваю его:
— Ты свою палатку в лагере дружины ставить будешь?
— Давай, бренн, прогуляемся. Нам отдыхать сегодня не суждено, — не дожидаясь от меня согласия, пошел от дружины. Я, как на привязи, за ним. Отошли чуть-чуть в сторонку.
— Ты, наверное, никогда не был в Мельпуме, — скорее утвердительно произносит Артоген. Я на всякий случай киваю, соглашаясь. — Посмотри туда, — небрежно взмахивает рукой в сторону дороги, — У горизонта видишь лес? Этот лес тянется до самого Мельпума и, огибая его, идет дальше на север. Если двигаться по этой дороге, то очень скоро армия тоже войдет в лес. Перед Мельпумом ты увидишь лишь небольшие прогалины между рощами. И я бы на твоем месте прежде, чем сунуться туда, хорошо бы подумал.
— Спасибо. Я подумаю над тем, что ты сказал, — отвечаю, воспользовавшись предоставленной Артагеном паузой.
— На прогалинах развернуться даже твоим отрядам будет непросто — слишком мало места. Лигуры могут уйти в чащу и оттуда внезапно атаковать, когда ты этого не будешь ждать. Я хочу выступить сейчас. Найти подходящее для боя место и занять сенонами окрестные рощи. Если лигуры надумают туда сунуться, мы их встретим.
Неужели Артоген предполагал, что я стану возражать?
— Спасибо. Это хороший план, только, может, дашь людям отдохнуть немного?
— Нет, у нас мало времени. До заката ты отдыхай, а к ночи подходи с армией к Мельпуму. Мои всадники встретят тебя и проводят в нужное место. Если Боги от нас не отвернулись в сторону лигуров, то под утро ударим — я и твои всадники. Если лигуры смогут организовать оборону, отступим к хастатам и лучникам. Ты будь с ними, чтобы увидев нас отступающими, они не побежали, — смеется, словно удачно пошутил. Хлопает на прощание по плечу, уходит к лошадям.
Морщусь, потирая плечо. Славлю Богов, что на мне кольчуга. Вижу, Бранноген под раскидистой кроной дуба палатку ставит, а Вудель командует: " Нет! Тут не годиться. Смотри, какие корни торчат". Подзываю Вуделя.
— Лагерь ставить не будем. Сейчас перекусим, после собери сотников, к ночи должны быть у Мельпума.
— Это всех? Тех, кого поставили у лучников и хастатов? — пожимает плечами.
— Да, всех. Ночью или под утро будет битва. Нужно подготовиться.
— Ехать сейчас или потом? — с надеждой смотрит, поглаживая живот.
Понимаю его. У самого в животе урчит. Нагоняю на себя строгость, вспоминая Кису Воробъянинова с его "торг здесь не уместен", командую:
— Всех сотников оповестить, потом — обед.