Божий суд. Утро на закате
Шрифт:
Для того чтобы земля дала урожай, ее надо унавозить, напитать минералами и полезными микроорганизмами, и только тогда в плодородной почве обязательно взойдет полезный росток.
– Сколько же всего этапов нужно пройти? – спросил я. – И чем это все кончается? Или вечная жизнь – это бесконечный переход с этапа на этап?
– Сколько этапов? Точно не знаю. Я слышал, что девять. Якобы на шестом тебе бы предстояло стать философом, – продолжал рассказывать Валерий. – Обогащенный знаниями и опытом предыдущих жизненных воплощений, ты должен был бы создать свое учение, новое и дополняющее осмысление этого мира. Так говорил тот, кто встречал меня после моего пятого
Слушая Валерия, я подумал, что для избранного прохождение по этапам чем-то напоминает компьютерную игру. Только у тебя нет права переиграть все по новой, исправить ошибку, и ты собственной судьбой отвечаешь за каждый свой шаг и за любой свой поступок.
– Что же касается конечной цели, – продолжил Валерий после паузы, – она мне неведома. Но думая об этом, я пришел к выводу, что предназначение избранных – в познании этого мира. Всевышний, Создатель, или Бог, если тебе так понятней, предназначил нас для этого, поэтому мы накапливаем знания и опыт, изучаем Вселенную, природу и законы мироздания. А по поводу вечной жизни – что бы ты хотел? Вечное пребывание в райском саду? Вечный санаторий? Я боюсь, что тебе это скоро наскучит. Разве не лучше вечное развитие твоей личности, вечное самоулучшение, вечный труд. Лично я рад, что у меня есть дело.
И в этот момент на столе Валерия ярко засветился желтый шар, и нежный колокольчик отстучал приятную мелодию.
– Вот, опять вызов от смены. Прибыл кто-то интересный. Хочешь, пойдем со мной, посмотрим, что там случилось.
Я согласно кивнул. Мы поднялись, и мебель, окружавшая нас, исчезла. Через закрытую дверь мы заскользили в фойе.
V
Там были те же очереди к столикам регистраторш, только души в этих очередях другие. И точно так же, как я до этого, немного в стороне от всей этой суеты в кресле сидел молодой человек лет двадцати приятной наружности, одетый в военную форму. При нашем появлении он резко встал, вытянувшись – сказывалась армейская выучка, – и пристально посмотрел, пытаясь понять, кто же из нас начальник.
Валерий усмехнулся и сказал:
– Вольно, сынок, вольно! Теперь ты уже не солдат, и командиров здесь нет.
Сам он при этом немного изменился обликом и стал похож на некрупного Пьера Безухова. Полноватое добродушное лицо в старомодных очочках сразу навевало мысли о доме, уюте, покое. Да и одежда на нем изменилась; это уже был серый свитер ручной вязки и темные брюки. Не знаю, читал ли этот парень роман Льва Толстого, но по тому, как он сразу обмяк и перестал напрягаться, было ясно, что доверяет он начальнику смены абсолютно. – Ну, как он тебе? – спросил Валерий у меня.
– Герой, только что с поля боя, – ответил я уважительно, мысленно анализируя жизненный путь солдатика.
– Сейчас посмотрим.
И Валерий положил пакет парня на экран столика
Пакет засветился алым светом. Точь-в-точь, как мой.
– Ну вот, еще один ангел, – произнес Валерий.
Он дольше обычного не убирал пакет с экрана, словно изучая.
– Что ж, все правильно, первый портал ждет тебя, парень, – произнес Валерий, обращаясь к молодому человеку. – Или ты хочешь побывать на своих траурных мероприятиях?
– Похоронах, что ли? – спросил солдат. – Да там хоронить нечего – мне весь бок разворотило. Чуть ли не пополам разорвало. Посмотреть если, как мама плакать будет… Я хотя бы смогу с ней как-то поговорить, успокоить?
Валерий тяжело вздохнул, что и без слов ясно означало: «Нет».
– И даже во сне? – парень смотрел с надеждой.
– Это же ее сны, из ее мыслей, из ее ощущений и воспоминаний. Ты никогда не сможешь в них попасть.
– Тогда чего там делать, – солдатик махнул рукой. – Сердце себе рвать. Где он, ваш первый портал?
– Я провожу тебя.
– А мне что делать? – спросил я.
– Пойдем с нами. В зал тебя не пустят, а вот на зрительских местах можешь поприсутствовать. На то ты и избранный. Кстати, у тебя, оказывается, великолепный дар читать судьбы, – заметил Валерий. – Тебе даже экран для этого не нужен.
– Не знаю, откуда это берется, – честно признался я. – Я просто вижу судьбы этих людей как какой-нибудь телефильм, но не изнутри, как свои прожитые жизни, а словно со стороны. А ты разве так не можешь?
– Похоже, что у меня этот талант слабее.
И после паузы, обращаясь уже к парню, он сказал:
– Тебе сюда, друг. Главное, не волнуйся. Все будет хорошо.
Парень шагнул за занавеску, прикрывающую вход в первый портал.
– Ну а тебе сюда, – показал мне Валерий другую портьеру.
VI
То место, где я оказался, напоминало ложу оперного театра. Чувствовался какой-то барьер передо мной, и все действие, которое я собирался смотреть, происходило чуть ниже меня и чуть сбоку. По крайней мере, подсудимого я видел скорее в профиль, чем анфас. А его фигура была единственным объектом, который я смог разглядеть в кромешной тьме, заполнявшей весь зал. Даже не могу сказать, насколько этот зал был велик или мал и каково его убранство. Я не видел также и членов суда и не могу сообщить, сколько их было. Просто внизу подо мной в столбе света стоял здоровый крепкий малый лет тридцати пяти, одетый в странное рубище. И все, больше я ничего и никого не видел.
Парень стоял совершенно один и, чуть прищуриваясь, пытался разглядеть то место, откуда падал на него свет. Но это не получалось даже у меня, поскольку у луча было одно очаровательное свойство – поднимаясь вверх к источнику, он не становился ярче, как это бывает у луча прожектора, а, наоборот, рассеивался и в конце концов сходил на нет. Свет исходил из темноты и пустоты.
– Подсудимый, что вы можете сказать по поводу ваших действий 2-го августа 1997 года?
– А чё было-то? – удивленно переспросил малый.
И ему напомнили. Я не знаю, как это сделано, но видно было, что он сразу все вспомнил. Все до малейших деталей. Я тоже увидел все словно в ускоренном кино: и то, как он познакомился с молоденькой девчонкой, и то, чем закончилось для нее это знакомство.
– А чё такого-то? Девочка осталась довольна, – самодовольно сказал подсудимый.
– Но ведь она плакала и говорила вам, что не согласна, – не соглашался голос с небес.
Голос был внятный, но негромкий и безэмоциональный. Я бы даже сказал – бездушный.