Брачный сезон в Уинчестере
Шрифт:
Глава 5,
Когда танец закончился, Вивьен заметил, что Раймонд Шелдон, проводив свою партнершу к отцу, невозмутимо поприветствовал Монтэгю, тот также сдержанно поклонился в ответ, потом они разговорились. Тэлбот не знал, что Монтэгю и Шелдон знакомы, но потом вспомнил, как Джулиан говорил, что закончил Кембридж.
Раймонд был рад встрече со своим бывшим университетским знакомым, — настолько одиноким он себя чувствовал. Он хорошо знал Монтэгю. Склонность Джулиана к вещам предосудительным претила ему, однако, когда Монтэгю уставал от мятежей против морали, с ним было интересно поболтать: он был начитан, даровит, умён. При этом Джулиан, вечный оппонент Шелдона и задира, сейчас тоже улыбнулся Раймонду почти дружески — ему приятно было видеть знакомое лицо в новом для него обществе. Но разговор был недолгим. Лоренс провел мимо виконта свою красавицу-сестру, и вскоре Шелдон оказался в паре с мисс Иствуд. Став в общий ряд, Шелдон неожиданно увидел, как при виде мисс Иствуд скулы на лице Монтэгю вдруг обострились, и сквозь смуглую кожу Джулиана проступил пунцовый румянец. Было заметно, что кровь его вспыхнула, он буквально пожирал мисс Иствуд глазами, равно отметил Шелдон и впечатление, которое девица производила на Тэлбота. Но сам Раймонд почему-то оставался холоден. Да, мисс Кора была хороша, но этой красоте недоставало той утончённости, которой пленила его Девушка в розовом. Не нравилось ему и поведение мисс Иствуд — слишком раскованное и свободное.
— Как вам понравилось местное общество, мистер Шелдон? — спросила тем временем мисс Кора, давая ему возможность галантно заметить, что сейчас он видит перед собой его лучшее украшение, как сказал в ответ на эту реплику мистер Тэлбот.
Раймонд, однако, заметил, что пробыл здесь слишком недолго и пока затрудняется вынести какое-либо суждение. Мисс Иствуд не роняла смешащих его глупых фраз, но спрашивала о том же, о чём, как он слышал, только что говорила с Тэлботом. Он отвечал сдержанно и вежливо, не стремился ни понравиться, ни произвести впечатление, был осторожен и осмотрителен — и по совету отца, и потому, что ему запала в сердце другая, а ещё потому что за короткое время пребывания в родном городе уже успел приглядеться к родне мисс Иствуд — её матери и братцу, и не мог сказать, что пришёл в восторг. Миссис Иствуд, мать Коры, была достаточно пустой особой, раздражительной и вздорной, но это было пустяком в сравнении с откровенной порочностью её брата — расточительного, лицемерного и, кажется, весьма развращённого человека. Могла ли подобная обстановка и такие люди воспитать в этой особе ум и твёрдые нравственные принципы? Сомнительно.
После буланже к виконту подошёл Вивьен Тэлбот, подводя сестрицу. Шелдон тихо вздохнул, понимая, что этого всё равно не миновать, и поклонился мисс Эннабел, приглашая её на следующий танец. Вглядевшись в лицо партнерши, ощутил, как по коже пробежала противная дрожь. Раймонд иногда позволял себе в полночных мечтах раздеть женщину, но тут почувствовал, что подобные греховные мысли, пусть и в фантазиях, ничего волнующего не принесут. Полуобнажённые руки и плечи мисс Эннабел были усеяны мелкими крапинками родинок и странных шероховатостей, а взглянув в лицо девице, он заметил, что если мисс Тэлбот высунет кончик языка меньше чем на дюйм, она запросто достанет до кончика носа. Чтобы прогнать эти дурацкие мысли, Раймонд попытался галантно улыбнуться своей партнерше и тут с ужасом обнаружил, что, хотя правый глаз девицы смотрит на него, её левый глаз устремлён куда-то в другую сторону. В эту минуту Шелдон с ностальгией вспомнил не только красавицу Кору, но даже мисс Сесили Сейвари — и та была прекрасна по сравнению с этой особой.
Танец казался бесконечным, и когда музыканты наконец смолкли, Раймонд возблагодарил Бога.
Достаточно привлекательной показалась Шелдону мисс Гилмор, милая шатенка с карими глазами, в поведении которой не было ни излишнего кокетства, ни навязчивой разговорчивости, но пару раз он подметил её грустные взгляды в сторону Тэлбота, всецело занятого Корой Иствуд.
После того, как сам Шелдон оказался партнёром всех девиц, скрипачи вновь заиграли контрданс. Кого он пригласит второй раз? Девицы затаили дыхание. Кору Иствуд? Тут Шелдон неожиданно вздрогнул, заметив в компании пожилых дам её — встреченную им у Салливанов Девушку в розовом, Патрицию Монтгомери. Это имя впечаталось в память. Теперь она была в бледно-зелёном платье, которое тоже удивительно шло ей. Она сидела рядом с миссис Грэхем, глядя не на танцующих, но в темноту за окном, и свечи в напольном канделябре бросали на её белокурые волосы странный отблеск, казавшийся сияющим нимбом, окружавшим её головку и изящные, точно выточенные из слоновой кости, плечи.
Раймонд, внутренне затрепетав, подошёл к девице и пригласил её, заметив, что она робко взглянула на миссис Грэхем, но та, восхищённо взирая на прекрасного юношу, не заметила взгляда Пэт. Сама мисс Монтгомери, побледнев от удивления и страха, на дрожащих ногах прошла с Шелдоном на середину зала. Она знала, что в своём платье в глазах всех богатейших наследниц графства выглядит нищенкой, и старалась быть как можно незаметнее. Раймонд, оказавшись в паре с предметом своего интереса, чувствовал, как её холодная мраморная рука леденит его ладонь, он не знал, как себя вести, все галантные фразы вылетели у него из головы, он не мог отвести взгляда от завораживающей красоты девушки. Сердце его стучало гулко и лихорадочно. Растерянная и побледневшая мисс Монтгомери была грациозна, но немного скованна, и оттого, что удостоилась приглашения того, о ком восторженно говорили все девицы и их матери, ещё больше волновалась. Шелдон, опуская глаза, иногда останавливал взгляд на её бело-розовой груди, и его дыхание пресекалось, обжигая душу, по телу проходила волна пламени.
Музыка смолкла, и Раймонд очнулся. Глупец! Ну почему он не заговорил с ней? Что с ним? Его ум профессор Хоуп называл утончённым. Знать бы, что порождением самого утончённого разума может быть самое причудливое безрассудство! Раймонд почти не мог дышать, темнело в глазах, голова шла кругом. Что за вздор? Наваждение какое-то. Почему какая-то девица, которую он и видит-то второй раз в жизни, вдруг так заворожила его, приобретя над его душой ничем не оправданную власть? Красота её, бросившаяся в глаза Раймонду, похоже, никем, кроме него, не замечалась. Может быть, ему просто мерещится? Шелдон беспомощно оглянулся на девицу. Нет, не мерещится. Такие лица он видел в Лондоне — в музейном греческом мраморе. Но все почему-то прославляли красоту Коры Иствуд — если разобраться, просто кукольно-смазливое личико и ничего больше.
Нет, мисс Патриция была прекрасна, как Афродита, вышедшая из розово-белой пены Адриатики, как лилейный лунный диск, отраженный в серебряных зеркалах, как мрамор Пароса, опал и жемчуг… Ничего ему не мерещилось. Но это всё равно ничего не объясняло. Почему он теряет себя, почему не может быть собой, глядя на неё? Безумие, вот что это такое. «Возьми себя в руки, идиот», приказал себе Шелдон. «Что с тобой происходит?»
Он постарался овладеть собой. Музыканты заиграли снова. Все матери опять затаили дыхание. Шелдон не мог пригласить мисс Монтгомери ещё раз, это нарушение этикета было бы немедленно подмечено пожилыми дамами, разместившимися на удобных диванах в танцевальной зале, но приглашать мисс Иствуд не стал. Это могло породить надежды, которых Раймонд, памятуя отцовские наставления, внушать отнюдь не хотел.
Молодой виконт медленно прошёл по залу и приблизился к компании мужчин, где громко высказывался адмирал Салливан, обратившийся к нему с вопросом, как он смотрит на события во Франции? Пожилые люди определяли мнение общества, и проявить неуважение или невнимание к старшему было более чем неприлично. Раймонд не любил кривить душей и высказался категорично. По его мнению, произошедшее на континенте — безбожное безумие парвеню, жаждущих патрицианских привилегий. Но глупо думать, что это переменит мир. Можно поменять плебеев и патрициев местами, но плебеи останутся холуями и в роскоши, аристократ будет собой и в лохмотьях. Если же, паче чаяния, произойдет внутренняя перемена — и вчерашние парвеню или хотя бы их внуки обретут подлинный интеллект, благородство и силу духа, а нынешний аристократизм деградирует — ну и что это даст? Мир останется поделённым всё на тех же плебеев и патрициев…
Сам Шелдон полагал, что вообще-то светская аристократия, патрицианство крови — это всего-навсего наличие денег в одной семье на протяжении нескольких поколений, дающее возможность покупать лучших учителей, лучших врачей и лучших женщин в жёны своим отпрыскам. С течением времени кровь облагораживалась, удлинялись лбы и пальцы, утончались вкусы и манеры, ум становился изощреннее. Сам же он предпочитал истинную знать — аристократию духа — природное благородство, не позволявшее человеку утратить честь ни при каких обстоятельствах. Аристократия, элита нации, необходима. Бунты же плебса всегда сводились к попытке поменяться местами со знатью, и в основе этих дурных притязаний лежала обыкновенная зависть — невольное признание чужого превосходства, злоба на собственную обделённость да стремление к животному самоудовлетворению.