Брак по-эмигрантски

Левина Анна

Воспитанные женихи бывают скупые и очень скупые. Очень скупой, но воспитанный жених будет мотать тебя по улицам в любую погоду, якобы гулять, до тех пор, пока, замёршая и усталая, ты не позовёшь его в гости, а дальше всё будет так, как я только что описала.

Воспитанный и просто скупой жених ведет в «Эль Греко», на Шипсхед Бей, в зеркальную стекляшку, похожую на санаторную столовку. Столики напоминают купе, а вокзальная обстановка вокруг начисто отбивает аппетит, поэтому риск потратить больше, чем пять-шесть долларов, невелик. Сопротивляться бесполезно. Я пробовала:

— Куда мы едем?

— На Шипсхед Бей.

—

В «Эль Греко»?

— Да.

— Я не люблю это место.

— Вас что, там знают?

— Нет, просто я его не люблю.

— А что вы любите, Брайтон?

Кинуть камень в Брайтон — признак хорошего тона среди бывших ленинградцев и москвичей:

— Ненавижу Брайтон, там эти русские всё заполонили!

— А что, чёрные лучше?

— Вы из Одессы?

— Нет, я из Ленинграда.

— Как это можно быть из Ленинграда и любить Брайтон!

— Очень просто, мне всё там нравится!

С оскорблённым лицом «жених» разворачивается, мы едем на Брайтон, проезжаем из одного конца Брайтон Авеню в другой, опять разворачиваемся, «жених» восклицает: «Парковки нет!» — и мы возвращаемся на Шипсхед Бей, в «Эль Греко».

Скупой жених с претензией на тонкий вкус везёт в Гринвидж виллидж и ведёт куда-то вниз, в подвал, в какие-то скамейки, где люди непонятного пола и происхождения ни с того ни с сего громко смеются, вокруг какофония, якобы музыка, все ходят, выходят, дико накурено и вообще непонятно, что происходит. Потолкавшись там с видом знатока часа полтора-два и выкурив пачку самых дешёвых слабеньких сигарет «Carlton», «жених» отвозит тебя домой с таким видом, будто только теперь ты узнала, что такое настоящая Америка, и только благодаря ему.

Иногда знакомство начинается с фразы: «Сегодня после обеда у мамы я сел на диету. Решил три дня ничего не кушать. Куда пойдём?» «В Сипорт», в таких случая отвечаю я, и мы весь вечер любуемся на кораблики.

У меня своя диета — я после двух часов дня не ем. Стакан чаю, яблоко, кусок арбуза — вот всё, что я могу себе позволить. Но это моя тайна, собственно, о ней меня никто и не спрашивает, а так, на всякий случай, вдруг у меня волчий аппетит к вечеру, сразу же дают понять, что наши женские фокусы «поесть на халяву» давно известны и дураков нет.

У меня был один приятель, который очень хотел встретить ту, о которой давно мечтал, поэтому встречался часто и со многими. «Слушай, — говорил он мне, — ты как друг можешь объяснить, почему они все приходят на свидание голодными? Ведь мы ещё не знакомы, а я уже должен её кормить!»

Я знаю, о чём вы сейчас подумали: «Интересно, а что ей надо?» Но тут я даю возможность полёту вашей фантазии. Давать рецепты, как жить, я не могу. И, наверное, никто не может, поскольку «что такое счастье — это каждый понимает по-своему», — как сказал Аркадий Гайдар, и это своё каждый должен найти сам. Итак, что мне НЕ надо…

Из разговоров…

— Знаете, я парикмахер, а где вы стрижетесь?

— У меня есть свой мастер около дома.

— И сколько же он с вас берёт, этот ваш мастер?

— Двадцать один доллар.

— Господи, да что тут у вас на голове стричь за двадцать один доллар? У вас волос-то почти что нет! Приходите ко мне, и я вам, как близкой знакомой, сделаю всё то же самое за десять долларов!

— Спасибо, не приду.

ЭМИК

Мой ровесник, в Америке шестнадцать лет, программист. Я тоже программист, и к моменту знакомства жила в Нью-Йорке полтора года, из которых на своей первой работе успела отработать только полгода. Как у большинства вновь прибывших, вся мебель в квартире была со свалки. Разница от прожиточного велферного уровня жизни, к которому мы с дочкой за первый год в Америке так привыкли до программисткой зарплаты, ушла на кондиционер и скромный недельный отдых во Флориде. Утром, по дороге в Манхэттен, я, ликуя от счастья, незаметно щипала себя за руку и спрашивала: «Господи, неужели это я, программист, иду на работу?» А вечером, с головной болью до тошноты, засыпая в метро, только опустившись на сидение, просыпаясь в холодном поту от ужаса, что я проехала свою остановку: «Господи, — скулила я внутренним голосом, — неужели у всех программистов так болит голова? Через глаза, обручем в виски, а оттуда в затылок и шею!» И хочется только спать, спать, и вдруг так ясно, как молния: «Я знаю, где ошибка! Моя программа работать не будет!» И сна как не бывало, и только скорей бы завтра, чтоб всё исправить! «О Господи, как же это я раньше не заметила!» а в голове крутиться: «Если это так, то будет так, а если не так, то…», и вдруг замечаешь, что смотришь на кого-то в упор, и человек уже нервничает. «А где это я? Ну вот, опять проехала…»

Итак, жених. С ним много общего, он тоже программист.

— Аллё, здравствуйте, меня зовут Эмик, я от Евы.

— Здравствуйте, меня предупредили.

— Давайте встретимся.

— С удовольствием, где и когда?

— Называйте адрес, я к вам приеду.

Пауза. Я уныло молчу.

— Аллё?

— Я слушаю.

— Называйте адрес, я к вам приеду.

— Может быть, встретимся, так сказать, на нейтральной территории?

— И что будем делать?

— Давайте сходим в кино.

Пауза. Теперь уже загрустил Эмик.

— Аллё?

— В кино?

— В кино.

Пауза.

— Аллё?

— Называйте адрес, я за вами зайду.

— И мы сразу же уйдем, ладно?

— Конечно, уйдем, называйте адрес!

— Вы меня извините, но право же, так лучше в первый раз.

— Называйте адрес, мы договорились!

С досадой выдавливаю из себя адрес, бросаю трубку, одеваюсь быстро, как на пожар, хватаю полушубок в руки, стою у порога. Звонок. Открываю дверь. Со словами: «Ну, у вас и топят!» — Эмик заходит в квартиру, молниеносно снимает пальто, проходит в комнату и садится прямо за стол. Я остаюсь у порога с полушубком в руках.

— Ну что вы стоите? — говорит он мне. — Проходите, садитесь, давайте поговорим. Да повесьте свой полушубок, что вы его держите?

— А кино? — безнадёжно спрашиваю я.

— Успеем в кино! Сначала чаю, потом кино. Чай будем пить?

— Будем, — киваю я, вешаю полушубок и покорно иду на кухню ставить чайник.

Пока пили чай, я подробно отвечаю на все вопросы, которых было, наверное, сто или больше: за чаем Эмик просидел часа два. Выспросив у меня всё, что можно, Эмик посмотрел на часы и протянул: