Браки совершаются на небесах (новеллы)
Шрифт:
Любовники Екатерины не баловали царевича разнообразием методов воспитания. Они хаживали с юнцом в покои фрейлин и в комнаты служанок. Потом, с благословения своих фривольных менторов, Павел познакомился с прелестной вдовой, фрейлиной Софьей Семеновной Чарторыжской, и узнал, что в стране Цитере произрастают не только эфемерные цветы платонических наслаждений, но и весьма сочные плоды сладострастия.
Эти плоды понравились ему. Он норовил лакомиться ими как можно чаще. «Плоды» нежно и покорно улыбались наследнику престола, а про себя думали, что в объятиях какого-нибудь лакея или помощника истопника можно найти гораздо больше удовольствия, чем с этим царевичем, который думает только о себе.
Наконец слухи о том, что наследник сделался истинным потаскуном и не пропускает ни одной дворцовой юбки, стали утомлять Екатерину.
– Мальчишку пора женить, – сказала она Орлову. – А то он мне весь двор обрюхатит!
– Да уж, – самодовольно кивнул фаворит, который имел все основания гордиться размахом страстей своего воспитанника. – И в кого он такой уродился?
Екатерина нахмурилась: она была отнюдь не ханжа, но не терпела брошенных всуе намеков на свои любовные шалости. Тем паче что вопрос о том, в кого уродился Павел, был большой загадкой для всех…
Но сейчас речь не о том.
Итак, Павел одобрил по портрету выбранную матерью невесту, однако решил все-таки подстраховаться. Он приложил все усилия, чтобы командующим на корвете «Быстрый» был назначен капитан-лейтенант граф Андрей Кириллович Разумовский.
Почему?
Да потому, что граф Разумовский был лучший и ближайший друг Павла Петровича. Они дружили с самого детства. Очаровательный, статный, вкрадчивый, самоуверенный Андрей Разумовский легко кружил головы петербургским красавицам и опережал по количеству любовниц самых заядлых ветреников. Он не сомневался, что Фортуна обожает его. Ведь Фортуна женщина, а женщины были от него без ума! Именно поэтому граф Андрей полагал, что ему все дозволено, и его отцу не раз приходилось платить долги молодого щеголя. Бранить графа Андрея было бессмысленно, с него все было как с гуся вода. К тому же он находился под покровительством цесаревича. Павел называл Андрея «fidele et sincere ami» [50] и советовался с ним во всем, до самых мелочей.
50
Верный и искренний друг (фр )
И само собой разумеется, что именно молодому графу Разумовскому он доверил оценить выбор матушки!
И Андрей его оценил…
Три сестры одинаково присели перед капитаном «Быстрого», одинаково скромно потупились, одинаково покраснели. Все три были одеты в похожие убогие платьица. Но граф смотрел только на одну из них. Мелькнула мысль, что, быть может, это не Вильгельмина, а другая… быть может, не эта красавица предназначена в невесты цесаревичу… Но тут же Разумовский понял, что ревнивица Фортуна не может допустить, чтобы ее фаворит нашел счастье. Та, в которую он почти влюбился, была предназначена его господину!
«Ну что ж, – со вздохом рассудил граф Андрей, который славился своей способностью мгновенно находить выходы из самых запутанных положений и с легкостью решать самые трудные задачки (учителя математики считали его истинным гением!), – если нельзя получить все чохом, то я возьму хотя бы то, что удастся взять!»
А Вильгельмина, которая смотрела на него во все глаза, вообще не имела представления о какой-то там математике. Зато она твердо знала, что влюбилась – не почти, а всем сердцем. Сразу, с первого взгляда, – и на всю жизнь.
Боже, Боже! Так вот что это такое – любовь! Не солгала богэмьен, когда пророчила ей невероятного красавца! Это он, без сомнения. Самый красивый, самый…
Вильгельмина была так переполнена чувствами, что далеко не сразу поняла: этот «самый-самый» всего лишь капитан корабля «Быстрый». А не наследник русского престола. Чертова богэмьен все-таки ошиблась!
Но сейчас это не имело никакого значения. Главное, что между невестой Павла и его ближайшим другом мгновенно вспыхнула неистовая страсть. И теперь они могли думать только о том, как бы ее утолить.
Уроки сдержанности и благонравия, постулаты о чистоте и непорочности, среди которых выросла Вильгельмина, – все было забыто в одно мгновение. Развеялось, как утренний туман! Осталось только желание, с которым девушка не знала, что делать. Ну не может же она подойти к этому обворожительному мужчине и сказать, что любит его, что хочет его…
На ее счастье (а вернее, горе!), граф Андрей уже давно знал наизусть книгу Любви и мог прочесть ее с первой до последней страницы хоть с закрытыми глазами.
Отплывали из Любека через три дня. Высочайшее семейство уже расселилось на предназначенных для того кораблях. Сама ландграфиня и Вильгельмина, само собой разумеется, определились на «Быстрый». Это ни у кого не вызвало подозрений. В самом деле, кому как не близкому другу цесаревича сопровождать его невесту!
В самом деле…
Присутствие матушки осложняло ситуацию, но в то же время упрощало ее донельзя. Ибо, едва ступив на палубу, Гертруда-Каролина испытала приступ сильнейшей морской болезни, после которого была почти без чувств отнесена в свою каюту и поручена неусыпным заботам служанок. Им было велено глаз с ландграфини не сводить и ни под каким видом не дозволять ей вставать с постели. Приказ отдал сам капитан. Он пригрозил, что того, кто ослушается, сбросят за борт в открытом море.
Капитан на судне царь и бог. До выхода в море было еще далеко, а служанки ландграфини уже дрожали за свою жизнь. И были до такой степени поглощены исполнением воли капитана, что им оказалось не до принцессы Вильгельмины.
А ведь бедная девушка тоже нуждалась в присмотре. Корабль произвел на нее ошеломляющее впечатление. Поэтому не удивительно, что потрясенная Вильгельмина вообще обо всем забыла. Например, запереть свою каюту на ночь. И, конечно, не было ничего удивительного, что капитан, обеспокоенный состоянием своей высокой гостьи, бесшумно приотворил эту незапертую дверь под покровом темноты…
Наутро «верный и искренный друг» мог с полным на то основанием сообщить цесаревичу, что весьма обстоятельно ознакомился с его будущей невестой и нашел ее истинным сокровищем.
Он диву давался, откуда у этой принцессы, воспитанной в самой унылой атмосфере, какую только можно вообразить, нашлось столько пыла, столько неистовства и страсти! Андрей Кириллович решил, что службу во флоте надо поменять на службу при особах его и ее императорских высочеств!
Однако молодой Разумовский не учел одной малости. Кавалер Крузе, командующий флотилией, не доверял «паркетному шаркуну», как он втихомолку называл графа Андрея. Кроме того, у Крузе был острый, приметливый взгляд настоящего моряка. И от него не укрылся ни предательский трепет принцессы Вильгельмины, ни алчное выражение, которое появилось на лице записного дамского угодника Разумовского. У Крузе был на «Быстром» свой человек, который получил приказ тайно следить за каждый шагом этих двух особ. Так что о безрассудном поведении принцессы, о котором не имела представления ее матушка (даже мысль ни о чем подобном не могла закрасться в ее бедную благонравную, к тому же кружащуюся от корабельной качки голову!), кавалеру Крузе стало известно еще до того, как граф Андрей покинул каюту свой новой любовницы.