Брат моего жениха
Шрифт:
– И мы…
– До связи, – по-деловитому бросает жених и первый отключается. А я более-менее ровно выдыхаю, чуть отпуская ситуацию, и всего на пару секунд прикрываю глаза. И страх за подругу, потрясение только начинают отпускать, когда глаза цепляются за мельтешащие фотографии на экране телевизора.
Новости. Спортивные.
Я смотрю, и с каждым новым кадром понимаю, что животный страх накрывает все сильней и сильней.
Там Рысь. Его фото.
Плазма работает едва-едва, так, что я не слышу ни слова из того, что говорит корреспондент,
Напрочь забыв про зажатый в руке мобильный, бросаюсь к пульту и прибавляю громкость, оглядываясь, нет ли мамы поблизости. И как маньяк, замираю у экрана с бешено стучащим в висках сердцем.
– Знаменитый хоккеист Алексей Рысев, более известный в хоккейном мире как Рысь, на очередной предсезонной тренировке со своим клубом Нью-Йоркских “Рейнджеров” получил травму, и его вопрос участия в регулярных матчах Кубка Стэнли под большим вопросом…
Травму? Но… как? Хотя глупости, конечно. Спорт и травмы идут рука об руку, но… это же Леша!
На экране мелькают какие-то непонятные мне кадры ледовой арены с тренировкой, но самого Рысева нет. Зато ведущий в красках продолжает расписывать все хоккейные достижения Леши и почти через каждое второе предложение вставлять о том, какая потеря для клуба.
Потеря? Неужели все настолько серьезно?
Чем дальше, тем больше меня начинает потряхивать изнутри. Кидая то в жар, то в холод от охватившей паники. А богатая фантазия уже с детальной подробностью расписала мне больничную палату и Рысева… сильного и уверенного в себе Рысева, который лежит без сознания, чуть ли не при смерти.
– Да ну, нет! – машу головой, отгоняя от себя страшные картинки, – ерунда. Просто вывих или ушиб, или… – рассуждаю вслух, но тут, словно услышав меня, приглашенный эксперт, глядя практически мне глаза в глаза, бодро сообщает:
– Такие травмы голеностопа могут поставить крест на всей карьере игрока. Пока у нас нет никакой точной информации, определенно сказать нельзя, на сколько все серьезно. Но по своему опыту скажу, такие травмы в девяноста девяти процентах из ста заканчиваются операциями и продолжительным восстановлением. В такой момент очень важна поддержка близких, и физическая, и психологическая…
Вот только родители Леши за тысячи километров от него. А там в Штатах он один. Совершенно. И ему некому помочь. И вообще, хоккей – это его все, это его жизнь. А если травма настолько серьезна, что ему придется… бросить? Закончить играть и...
Все. Дальше ничего не вижу и не слышу. В ушах вата, а глаза застилает пелена. Меня трясет от непонятно откуда взявшегося дикого страха. Колотит изнутри, как при ознобе, так сильно, что приходится сесть. Смахиваю ладонью покатившуюся по щеке слезинку и трясущимися руками выключаю телевизор, замирая и просто глядя на черный прямоугольник экрана.
Что делать? Мысли бьются в голове, а сердце начинает ныть. Но почему я должна что-то делать? Он же мне… никто. Чужой человек. У него своя жизнь, а у меня своя.
Но…
Но-но-но десятки,
Самой главное из которых – как ни крути – у нас было общее прошлое. Хоть и недолгое, но было! И я любила. Вот только не уверена, что в прошедшем времени. И он отец моей Ляськи. И может, однажды в далеком-далеком будущем она все-таки об этом узнает. И разве она скажет мне спасибо, если поймет, что когда отцу нужна была поддержка и уход, мать это позорно проигнорировала? Разве скажет?
Нет. Думаю, что нет.
Я не могу оставить Лешу там одного!
И прежде, чем соображаю, что творю, покупаю билет на ближайший рейс до Нью-Йорка.
Глава 27. Рысь
С момента возвращения из России в Америку жизнь все никак не хотела ловить привычный ритм. Долбаная акклиматизация обычно выносливый мой организм в этот раз сшибла почти на двое суток. А еще эта временная перестройка, когда тебе нужно заставить организм отмотать свой режим на семь часов назад… в общем, то еще удовольствие.
Мысли о Лане с дочерью гоню прочь практически насильно. После возвращения мой огромный двухэтажный домина в пригороде Нью-Йорка стал и вовсе казаться пустым и угловатым. Поэтому, чтобы не скатиться в бабское самокопание, закидываю себя делами и нагрузками по самое не хочу. А так как единственное, что осталось неизменным после возвращения – это тренировки: лед и земля, земля и лед – то на них я и пропадаю. Пока первые пару дней без команды. А уже ближе к концу недели из отпусков и поездок на малую родину стали подтягиваться и другие ребята.
– Как насчет к нам, Рысь? – предлагает в субботу после изнуряющей тренировки единственный в команде русскоговорящий, помимо меня, игрок. – А то все лето в разъездах, так хоть потрещим.
И вроде сил нет. Чувствую, что буквально валюсь с ног, но возвращаться домой не хочу.
– Всегда за. Если не помешаю.
– Да ну, брось, – стягивая краги, отмахивается друг. – Лизка у меня сегодня ужин готовит, стейки пожарим, да так, по бутылочке...
– Чего это вы там из бутылочек пить собрались, Михалчук? – заходит не вовремя в раздевалку тренер. – Тебе сегодняшнего падения мало было, Рысев? Так если будешь спать, вышибут тебя в первом же матче и на весь сезон.
Падение. Он еще долго мне эту нелепость будет припоминать. Но ничего серьезного, медики наши сказали, простой ушиб, но чтобы наверняка, отправили на снимок. Зазевался. Пропустил силовой и, как итог, пятой точкой на лед, неудачно подвернув ногу.
Больно. Но не больней, чем всегда. Чуть прихрамываю и буду прихрамывать еще пару дней, но не критично. Бывали и хуже травмы.
Однако, даже если и что серьезней, все равно каждый из нас понимает, что бегать, как в садике, и сопли подтирать за тобой никто не будет. Хочешь быть в ТОПе – паши. Хочешь пить – пей, но ответственность тоже вся на тебе. Такой подход дисциплинирует хлеще кнута.