Брат
Шрифт:
Мы направились в сторону ближайших многоэтажек. Все-таки мой знакомый не был похож на типичного опустившегося ханыгу — даже речь выдавала в нем довольно образованного человека. И, кстати, он оказался прав — уже во втором доме нам повезло. Дверь на чердак оказалась открыта, и мы, осторожно войдя внутрь и расчистив пол от разбросанного мусора, стали устраиваться на ночлег. Впрочем, после пережитого сон пришел не сразу, и между нами завязался обычный разговор двух попутчиков, какой бывает в поезде — а в нашем случае на чердаке. Разве что говорить нам приходилось очень тихо, чтобы нас не услышали жильцы верхних этажей.
— Ты как на вокзале-то оказался? — спросил я. — Извини, но на обычного бомжа ты не очень похож…
— А, похож — не похож, бомж теперь и есть, — грустно отмахнулся Василий. — Вообще-то я учителем работал. Жена была, нормально жили… И тут на меня вышли какие-то… даже не знаю, как назвать. В общем, квартира им моя приглянулась. Уж не знаю, чего они на учителя-то полезли — по-моему, более подходящих кандидатур полно… Ну и говорят прямо: нам твоя квартира нужна, но ты не бойся, мы, дескать, люди честные, мы хотим ее у тебя купить. Я, честно говоря, не сильно удивился: квартира была небольшая, но в центре, думаю, мало ли, сейчас время-то какое пришло, не поймешь… Ну вот, и говорят: ты, мол, ее приватизируй и мы ее у тебя купим по рыночной цене, а ты на эти деньги в каком-нибудь другом районе, подальше, сможешь просторную купить, с ремонтом. А то и в деревню уедешь — там учителей не хватает, а цены такие, что этой суммы хватит и на дом, и на машину, и скотину завести.
Ну мы с женой покумекали — нам в Москве-то и правда не очень нравилось: шум, гам, суета, пыль… Я и подумал: приедем в деревню, будем как короли — и относительно молодые еще, и при деньгах, дом хороший купим, заживем на свежем воздухе. И согласился. Позвонил им, что приватизировал квартиру, мол, и готов продавать. Они пообещали приехать с деньгами. И действительно скоро приехали, только не с деньгами, а с пистолетом. Договор привезли — дескать, подписывай. А там написано, что я продаю им квартиру и претензий не имею. Я вроде возразил — а деньги-то где, а он как даст мне рукояткой по голове, у меня аж в глазах потемнело, и говорит: деньги в банке, а ты скажи спасибо, что живой остаешься. Подошел к жене, та от страха ни жива ни мертва, а он ей к виску пистолет приставил и говорит: не подпишешь, мол, я сейчас ей башку разнесу. Ну и что мне оставалось делать?
— А соседи, милиция? — спросил я.
— Какие там… У нас соседи были — старики одни. Ну еще пара алкашей, которые, кроме как на бутылку найти, ни о чем думать не в состоянии. Дом-то старый. А милиция… они же, небось, их и крышуют. Иначе откуда у них так все поставлено — и договор у них, и уже все оформлено, и квартиру как точно нашли, которую быстро отжать можно. Это же тебе не в подъезде по голове сзади тюкнуть — это целая комбинация, там вон сколько людей завязано!
— Мда. Ну и куда же вы пошли?
— А куда нам идти? Так по улицам и стали скитаться. Родственников у нас уже не осталось, друзья хороши, когда у тебя все хорошо, а когда чего случается… Ну одни пустили пару раз переночевать, потом другие, а потом вежливо намекнули, что у каждого своя жизнь и они, конечно, сочувствуют, но у них не гостиница. Кроме улицы, вариантов и не осталось. Так и мыкались: я пойду, кому-нибудь чемодан с вокзала донесу, в другой раз машину помогу разгрузить — какие-то копейки дают, можно поесть купить. Но это тоже не каждый день: здоровье-то уже не как в молодости, сам понимаешь. В общем, жена не выдержала этого всего. Переживала, рыдала она каждый день, да еще на улице болячки всякие обострились — и все, не стало ее. Месяц всего продержалась. Службы ее подобрали — хорошо хоть, я при этом был, хоть выспросил, где ее похоронят, чтоб было куда к ней прийти… И вот, получается, ее нет, а я все здесь. Хотя давно уж должен был тоже… Мне иногда кажется, что меня специально здесь оставили, чтоб помучился…
Вася замолчал. Мне тоже было нечего ему сказать. Сколько вот таких Вась, попавших в бандитские лапы, в одночасье лишились всего, что у них было? Жилья, денег, работы, здоровья, родных, надежд, наконец. И это были не какие-нибудь маргиналы — нормальные трудолюбивые люди, которые всю жизнь горбатились, чтоб хотя бы на пенсии пожить по-человечески. Не могли же они в молодости предвидеть, что через пару-тройку десятков лет государство оставит их один на один с отморозками, для которых нет ничего святого, кроме наживы любой ценой. Мне хотелось помочь Василию, но что я мог сделать? В материальном и социальном плане я сейчас был таким же, как и он. А слов он уже наслушался. Только проку от них никакого.
Наутро меня разбудил Вася.
— Вов, вставай. Сейчас на рынок машины приедут, можно помочь разгрузить. Я у них подрабатываю иногда, там мужики всегда нужны. Хоть пожрать купим.
Пожрать — это была идея. Деньги от прежнего Вовы Данилова таяли на глазах, и растянуть оставшиеся можно было максимум на один день. Так что я решил не пренебрегать этим шансом. Заодно можно было разведать обстановку: в моей ситуации места, где всегда можно подработать — на вес золота.
Должен сказать, что для физически крепкого и выносливого человека разгрузка товаров — несложная работа. Каких-то 15–20 минут — и у тебя в руках появляются деньги. А если успеешь разгрузить несколько машин — так, считай, за пару часов на два-три дня себя обеспечишь. Мы с Василием в этот раз ограничились двумя: он — по причине не самого крепкого здоровья, я — чтобы оставить время и силы на что-то еще. В конце концов, я поспал, отдохнул, как мог, решил проблему пропитания и ночлега, а значит, можно было со свежей головой планировать дальнейшие действия. Только сначала неплохо было бы позавтракать. Я, конечно, молодой и здоровый, но чтобы оставаться таким и дальше, нужно было хотя бы минимально следить за образом жизни.
— Ну что, Василий, скажи мне, как бывалый человек, где здесь поесть можно? — бодро спросил я, пересчитывая купюры и складывая их в карман.
— Да где угодно. Это ж три вокзала, здесь все, что хочешь, найдешь, — засмеялся Вася.
— Да? Ну пошли тогда. Только не гамбургеры и не чебуреки, они туда пихают неизвестно что, тем более на вокзале, — сказал я.
Но далеко уйти нам не удалось. Боковым зрением я видел нескольких мужиков сильно помятого вида, которые отирались поблизости и поглядывали на нас. Но я не обращал на них внимания — если думать о каждом встречном алкаше, о себе забудешь. Как выяснилось, иногда думать о них все-таки надо. Когда мы поравнялись с ними, они подошли и встали перед нами полукругом.
— Слышь, мужики, похмелиться надо. Гони бабки, — дохнул перегаром один из них.
— Мне — не надо. А ты похмеляйся, если хочешь, — мне снова приходилось заставлять себя быть спокойным.
— Ты че-то борзый до хрена, я смотрю, — прохрипел второй. — Гони бабки, тебе говорят, мы видели, вы щас по карманам их прятали.
— Свои бабки мы заработали, — ухмыльнулся я. — Ты бы немножко поработал — тебе бы тоже дали.
— Ты че, не вдупляешь, что ли?! — не выдержал первый и, замахнувшись, бросился на меня.
Когда говорят «чем больше шкаф, тем громче падает» или «пьяного толкни — он сам упадет» — не знаю, может, в этом и есть, конечно, здравое зерно, но я бы не сказал, что пятеро похмельных туш сильно отличаются от двух трезвых «быков». Во всяком случае, работать руками и ногами мне пришлось жестко и без перерывов: от Васи, в смысле драки, толку не было никакого, он упал еще в самом ее начале и тихонько отполз в сторону. И, надо сказать, правильно сделал: когда начинается не обмен затрещинами, а реальный замес — тут уж либо дерись насмерть, либо сразу исчезай, если не махаться не умеешь.