Братство боли

Что представляет собою современный поэт? Кто он? Откуда взялось у него право на столь высокое звание? И всякий ли человек, пишущий стихи, издающий их и отмеченный наградами, премиями и победами в литературных конкурсах ПОЭТ? Даже люди далёкие от литературы ответят, что истинных поэтов, достойных столь высокого звания, немного. Зачастую, стихотворцы в желании удивить и сказать нечто доселе неслыханное, перевоплощаются в эстрадно-поэтических попсовиков, эквилибристов слова. Им кажется, что это и есть раскованность, свобода и признак настоящей поэзии. Но забывая (или не понимая) основного требования к литературному слову, которое не должно быть глупым, фальшивым, пустым, авторы обрекают себя на судьбу графомана или обслуживающего персонала.

И, как же радостно, как светло становится на душе от прикосновения к строкам живой, дышащей поэтики Сергея Чернолева. Его стихи – это не буйство трескучих фраз, а фиксация чувств выстраданных, искренних и глубоких. Они мудры, наполнены оттенками, переходами настроения, внутренней взаимосвязью и развитием интонации. Сергей понимает ценность и значимость

каждого слова, чувствует ответственность за сказанное не столько перед своей внутренней природой поэта, сколько пред Всевышним. Пространство его стихов обладает объёмом, а также истиной, знающей меру, вкус и такт, свободой. Ничего не омрачает светлую внутреннюю вольность и естественность поэтики.

Его стихи хочется перечитывать. Почему? Возможно, потому, что такова она – настоящая поэзия. Во всеобщем бесконечно-болтающем, поверхностно-думающем, обыденном шоу по имени жизнь, только ОНА, блаженно качаясь, что-то бормоча и всматриваясь в реальность, остаётся единственно трезвой и понимающей наш мир. И пусть вещий голос поэта негромок, но это он говорит, что «…идущему к свету милосерден Господь». И снова вздрагиваешь от осознания того, как хрупок мост над пропастью бездушия. И вспоминается: «имеющий уши, да услышит» (Евангелие от Матфея гл. 11, ст. 15).

Марина Сычёва,

поэт, член СП ПМР

Я говорю себе – пора.Но в темноте не слышно слова.И ледяная глубь двораРодней оставленного крова.Я говорю, и мне в ответ —Небесных сфер звенящий трепет.И слабый отдалённый свет,Как паводок, растёт и крепнет.День только начат, но ужеЯ повернуть назад не вправе.Стою на смертном рубеже,Готовый к подвигу и славе.И гнёт сомнений не томит.Внимаю Божьему реченью.Ничто меня не устрашитИ не повергнет к отрешенью.Вдали светлеет небосклон.Стою, открыт и непреклонен.За мной – сияние знамён,И перед грудью – щит Господень. Звезда – для знаменья,Для злака – земля.И это незыблемо – ныне и присно.Пусть вечно вершится под кровлей жильяРождение жизни и скорбная тризна.Есть разум во всём, и слепому зернуДано – пусть однажды – взойти из-под спуда.Господь милосерд – в подтвержденья семуНе стоит выпрашивать вещего чуда.И следует жить, доверяясь судьбе,И, взглядом касаясь рассветного неба,Не требовать больше, чем нужно тебе.Ни блага мирского, ни влаги, ни хлеба.Лишь свет приглушённый и плоскость стола.Подступят слова в тишине нелюдимой.И Божьего слуха достигнет хвалаЗа миг на земле, мимолётный, единый. … Он пересёк пространство вод.Когда волну сковала стужа,На глади льда остался слепокЕго стопы; я подошёл,Смиренно на колени палИ осторожными рукамиСтал синеватый лёд крошить,Боясь задеть священный след;И наконец его извлёк,И поднял над собой, как чашу,И вдруг заметил с удивленьем,Что пальцы сбиты до крови.Когда осколок ледянойЯ нёс, как раненую птицу,Смеялись люди надо мной,И руки обжигала соль. Идущий

за гробом младенцаДостоин святого венца.В глухой затаённой обидеОн руку вознёс на Отца.В порывах кровавой метелиЗаветы любви не слышны…Да будет оплакан идущийЗа гробом великой страны.Мы живём, не помня зла,И, скорбя от чёрной вести.Сколок мутного стеклаВдовьим ситцем занавесим.Мы живём, не помня зла…Станем долго голосить,Словно вьюга в поле диком.Напоследок возноситьДо небес вождя-владыку.Станем долго голосить…Все четыре горьких дняБудем пить лихую брагуИ, людей живых давя,Как безумцы – рваться к праху.Все четыре горьких дня…Век свой прожили в нужде.Хлеб растили за гроши мы…Но везде —В любой избе —Лик сиял непогрешимый.Век свой прожили в нужде…Наш удел один – терпеть.Не тревожить всуе память.Как нам жить, ответьте, впредьЛиковать, смеяться, плакать?Наш удел один – терпеть…Тверже властьДа тяжче кладь —Вот и все твои законы.Так кому, скажите, кластьРаболепные поклоны…Так кому поклоны класть? хотелось странствийа не тираниихолщовой сумыи вещих стиховПоражает зычным слогом,Только многим невдомёк,Что не терпит опресноковНовоявленный пророк.Не влекут его нимало,Высшей воли вопреки,Ни зазубренные скалы,Ни зыбучие пески.Исключительно во гневеОбличая всех и вся,Он желает быть на гребне.Такова его стезя.Те же страстные попрёки,Неустанная борьба…Но сокрыты в подоплёке —Только злоба и алчба.Хищным оком лицемераОбведёт галдящий люд.Иступлённые химерыДушный воздух разорвут.Что он знает, смутновидец?С очумелой головой,Словоблудствов не насытясь,Вновь возникнет над толпой.И, должно быть, нет исходаЧереде безумных дней…Толпы зряшного народа,Свора алчущих вождей. Ночь начинается с боли,Так что придется терпеть.Боль, словно снежное поле.Стужа, заносы и смерть.Нужно затеплить отважноСлабый слепой огонёк…Как это всё-таки страшно,Если в ночи одинок.Мучительная пластика хромого.Мозоли от постылых костылей.И он не знает жребия иного,Идя дорогой трудною своей.Пусть шаг его неровен и увечен,Он, всё равно, не повернёт назад.В пустынном поле наступает вечер,И вдалеке смеркается закат.Дарован будет путнику отрадныйНедолгий сон – в другом конце пути.И что ему до жизни неоглядной?Ему бы это поле перейти.