Братство по оружию
Шрифт:
— Филипп. Герасим.
— Антон. Тыну. Хорошо ли топрал-лись?
Как я понимаю, Тыну коренной бандит. В смысле, местный. Помимо имени, его выдают акцент и скандинавская внешность. Антон же типичный русак с картофельным носом. Это ещё раз говорит о том, что преступность не имеет национальности. Братство по оружию.
Нас приглашают в «пассат», где уже ждут открытое пиво и фисташки. Очищенные. Гарик остаётся снаружи контролировать обстановку. Я заталкиваю Георгия на заднее сиденье, несмотря на предложенное ему переднее. Сам сажусь рядом. Так хоть не задушат. От пива мы не отказываемся.
— Мужики, у вас деньги с собой?
Жора молчит. Возможно, он не понял вопроса.
— А стволы у вас с собой? — парирую я.
— Стволы рядом, на хуторе, минут двадцать езды.
— И деньги рядом.
— Так, может, захватим сразу, чтобы два раза не гонять?
Несмотря на миролюбивый настрой коммерческих партнёров, я не рискую сказать правду. Ещё успеем.
— Двадцать минут не двадцать часов. Сделаем так. Сейчас смотрим стволы. Если никаких претензий, возвращаемся, и мы отдаём бабки. Потом забираем товар. Идёт?
Поставщики опасливо переглядываются. Я их где-то понимаю. Мы пацаны крутые, достанем пушки из-под курток и заберём автоматы даром. Но они нас тоже должны понять. По тем же самым причинам.
— Мы люди порядочные, — успокаиваю я братьев по оружию, — в жизни никого не кидали. Все по «чесноку» будет. Без доверия — это не бизнес, а надругательство. Верно, Гера?
Гера молчит. Он и на Жору-то плохо реагирует, а уж на постороннее имя… Да, это моя ошибка.
— Он согласен, просто неважно себя чувствует. Лучше его вообще не трогать. Ну чего, едем?
— А на чем вы стволы повезёте? — уточняет заботливый Антон.
— На рейсовом автобусе, в багажном отсеке… Вам же передали, что кордон — наша проблема.
— Та, та, — кивает Тыну и включает зажигание.
Гарик прыгает в машину.
Пропетляв по городу, мы выходим на трассу и двигаемся вглубь от границы, мимо разработок сланца, оставшихся с социалистических времён в виде огромных бородавок на эстонской земле. Транспорта мало, и прицепить к нам «хвост» будет достаточно сложно. Я провожу политинформацию о криминальной жизни в России, рассказываю о своём боссе по имени Вася Рогов, человеке, подмявшем под себя половину Питера. Ребята внимательно слушают и молча кивают. Жора-Герасим, уронив голову на стекло, мирно спит.
Закончив с политинформацией, я осторожно заглядываю в боковое зеркало. Пусто, как в вакууме. Боюсь, эстонские коллеги нас прозевали. Если это случилось, никакой брелок не поможет, жми кнопочку, не жми. Придётся, как всегда, взваливать все самое сложное на свои и Герасима плечи.
Тыну поворачивается и, улыбаясь, словно халдей в центровом ресторане, предлагает:
— Мо-о-жет, ещё пифа?
От знакомого слова Герасим вздрагивает, озирается по сторонам и, увидев знакомое лицо, спрашивает:
— Андрюха, а где это мы?
Ба-а-а-лин-н!!! Вот из-за подобных мелочей и проваливаются с треском самые грандиозные операции, взрываются атомные станции и падают самолёты. Лучше б ты немым был, брат Герасим. И глухим.
Смотрим, как реагируют на досадный прокол продавцы. Пока никак. Может, повезло — не расслышали? Не дав напарнику повторить вопрос, я строго спрашиваю:
— Долго ещё?
— Не-е-т. Сейчас пофорот и сра-а-зу те-рефня.
«Пассат» уходит с трассы и начинает штурмовать сельскую местность. Вдали виднеются мрачноватые заброшенные строения.
— Там раньше терефня пыла, — начинает экскурсионную программу Тыну, — потом народ разбежался. Нефыгодно жить.
Это не есть хорошо. Совсем не хорошо. Не потому что разбежались, а потому что в терефне никого. Помощи ждать неоткуда… За нами, между прочим, никто не едет, вертолётов в воздухе не наблюдается, и я окончательно убеждаюсь, что мы в поле одни. И без оружия. «На трибунах становится ти-и-ше, олимпийская сказка, прощай…» Герасим молчит, вероятно, ковыряясь в закоулках памяти.
Ещё километр по чернозёму, перемешанному с последним снегом, и мы у цели. Место унылое и непривлекательное до икоты. На стене полуразвалившегося дома приветливые каракули «СМЕРТЬ АКУПАНТАМ». Так и хочется у кого-нибудь спросить, есть ли в деревне фрицы? Я, конечно, за право наций на самоопределение, но, глядя на пейзаж, невольно задумываюсь, а стоило ли?.. Впрочем, в наших деревнях картина не лучше, чего уж правду скрывать.
Обогнув коровник без крыши, мы прорываемся по плохо утрамбованной колее к последнему дому на улице. Явно необитаемому. Со двора взмывает стая ворон и с весёлым карканьем разлетается по полям. Передали б, что ли, нашим, куда нас занесло. Что без дела каркать?
— Все, приехали. Выходите.
Георгий потирает шею и радует меня очередным пируэтом:
— Что-то шея затекла. Андрюхин, потри вот здесь.
Я тебе обязательно потру… Потом. Ты, видно, очень хочешь в эстонском чернозёме насовсем остаться, Штирлиц недоделанный. Пропасть без вести, как стародубовский племянник.
Никак не отреагировав на просьбу Герасима, я покидаю салон «Пассата» и иду за хозяевами в дом. Холодный весенний ветер гладит лицо, словно крупный наждак. Тыну отпирает навесной замок и вежливо уступает нам дорогу, продолжая улыбаться:
— Пожал-луста…
Мне даже как-то неловко из-за такой вежливости. Никакой враждебности в поведении торговцев смертью пока не наблюдается. Наоборот, такое ощущение, что они готовы услужить нам от чистого сердца. То ли от моей политинформации, то ли от счастья, что, наконец, нашли покупателей. Второе вернее. Мы проходим внутрь заброшенного дома. Окна в комнате забиты досками, поэтому Тыну зажигает керосиновую лампу и вешает её на вбитый в стену крюк. Да-а, симпатично здесь. Парочки скелетов по углам не хватает с дырками в черепах или башки отрезанной в углу. Хижина дяди Тыну.
— Я сейчас, потожтите.
Тыну, светя фонариком, лезет в погреб. Гарик тихонько стучит мне по плечу и знаком предлагает отойти в сторонку. Отходим.
— Чего?
— Слушай, а почему тебя Гера Андреем называет? Ты ж Филипп.
Хороший вопрос. Я б сам спросил.
— Тихо, тихо. — Я подношу палец к губам, — Герка малеха не в себе, на разборке гранатой контузило. С тех пор с памятью полный аут. Он меня как только не называет. И Андреем, и Лёшей. А иногда даже сестрой.
Гарик опасливо косится в сторону напарника.