Братство волка
Шрифт:
Он приподнялся, чтобы самому посмотреть, но женщина взяла со своего столика открытую папку, показала ему и заставила его снова лечь. Грегуар не сопротивлялся.
– Ты нарисуешь и мой портрет тоже? – спросила она, ласково улыбаясь, но с упрямым выражением в глазах.
– Если будешь хорошо себя вести, – пообещал Грегуар.
Он обнял ее и попытался поцеловать в губы, однако Сильвия вздохнула и отвернулась. Но уже через мгновение женщина, весело улыбнувшись, прижалась к нему всем телом.
– Что ж, моя прекрасная итальянка… – начал Грегуар, но не
Его прервали крики, внезапно раздавшиеся в коридоре за дверью: там кто-то бился, и сопротивлялся, и звал его.
Вершины Муше побелели в считанные минуты, а затем их накрыла ночь и туман. Снег пошел такой сильный, каким он может быть только в Жеводане. Это произошло неожиданно, в полной тишине, в потоках ветра, прилетевшего ночью с севера под самый конец осени, когда еще можно было наблюдать кроваво-красные сумерки и по-летнему яркое солнце.
Крестьянские дети, брат и сестра, гнали грязно-белых коз, которые тяжело и коротко блеяли. Животные явно нервничали, и дети тоже, но неожиданный холод подгонял их на застывшей дороге, и они шли вперед, поскальзываясь без конца в своих деревянных башмаках. Некоторое время они весело улыбались и ловили на ходу снежные хлопья, испытывая при этом восторг, который обычно бывает у детей при виде первого снега. Казалось, они напрочь забыли слова своего отца, предупреждавшего их об осторожности и диких зверях. Но вот изморозь окутала горы, и козы, сбившись в кучу, начали громко блеять, а собака беспокойно забегала вокруг детей, бросая на них вопросительные взгляды и ожидая их приказа.
Подлесок сменился кустарником, плотно растущим по краю склона. Между кустами ветер поднимал снежный вихрь, который взлетал, подобно пламени.
Деревня уже недалеко, уверенно говорил Луи, когда сестренка с тревогой смотрела на него. Но самой ей казалось, что деревня находится на другом краю света, а все вокруг превратилось в сплошное месиво из серых клочьев ночи, в которой слышно лишь блеяние их встревоженных коз.
Вдруг что-то промелькнуло в темноте, задев ветви кустарника и молодой поросли граба с оставшимися на ней листьями, похожими на сухую пожелтевшую бумагу, и скрылось в орешнике, окутанном белесой мглой.
Собака зарычала, ощерилась, вздыбив шерсть, а потом, жалобно тявкнув и поджав хвост, побежала догонять стадо, которое медленно брело по краю склона.
Луи почувствовал, как сестренка крепко сжала его руку, и увидел страх в ее огромных испуганных глазах. Тень, упавшая на лица детей, скрывала их бледность.
– Беги! – закричал старший брат, пытаясь придать своему голосу как можно больше уверенности. – Беги отсюда!
Девочка заколебалась. Она отпустила его руку, затем снова ухватилась за нее. Но Луи оттолкнул ее и твердо повторил:
– Беги, Сесиль! Возвращайся немедленно! Беги домой! Живо!
Кусты затрещали, зашевелились.
Козы отчаянно заблеяли и кинулись бежать, как будто кто-то за ними гнался. Они сталкивались рогами друг с другом, и было слышно, как стучат их деревянные хомуты.
Сесиль
Луи, которому было уже целых двенадцать лет, остановился, снял свои остроносые башмаки и ступил босыми ногами на скользкие булыжники, повернувшись лицом к задрожавшим кустам. Он крепко сжал в руке обитую железом палку, которую ему дал отец, а левой рукой снял с пояса рожок из бычьего рога, который он, впрочем, выронил из рук, не успев издать ни единого звука.
Ветви кустов раздвинулись, и тот, кто скрывался в них, издал громкий рык.
Струя крови окропила покрытую белым снегом тропинку, усеянную следами от козьих копыт и деревянных башмаков. Рожок упал на землю и покатился в кусты, а через мгновение голова мальчика, подскакивая и кувыркаясь, покатилась по каменистой земле в том же направлении.
Заворачиваясь в постоянно сползающую шелковую простыню, чтобы выглядеть более или менее пристойно, Грегуар воскликнул:
– Имейте жалость, милые дамы, не заставляйте его снова страдать! Он и так уже пережил много неприятностей этой ночью!
Проститутка с распущенными волосами, одетая только в нижнее белье, спрятала лицо на широкой груди мадам Тесьер и перестала кричать. Когда причитания стихли, девушка начала притопывать на месте, отчего ее груди смешно затряслись, но мадам мгновенно ее успокоила, хлопнув по спине ладонью. Массивные перстни, украшавшие толстые пальцы мадам, отпечатались на голой спине ее подопечной, оставив красные следы.
В коридоре, освещенном желтоватым пламенем свечей, собралось человек двадцать. Зеркала, которые висели на стенах друг напротив друга, умножали их отражения, раздваивая и воспроизводя по десятку раз каждого человека из толпы, сбежавшейся поглазеть на вопящую истеричку. Здесь были и клиенты, и девочки, из любопытства прервавшие свое более или менее милое общение. На раскрасневшихся господах, что, в общем-то, было понятно, оставалось больше одежды, чем на их бледных дамах. Но самыми раздетыми оказались Грегуар и Тома. Молодой маркиз выбежал в коридор, прикрывшись одной только шалью своей черноволосой спутницы, которая была абсолютно голой, если не считать сережек в ее ушах и подвязки на левом бедре.
Тома, волей провидения оказавшийся спутником шевалье и его друга этой ночью, которая последовала за безумным днем и была наполнена не менее безумными событиями, – не считая разве что неожиданно выпавшего первого снега, – еще до прихода мадам попытался успокоить девушку, поднявшую панику. Все так же завернутый в шаль, маркиз старался объяснить ей и всем, кто собрался здесь, загородив проход, и с любопытством заглядывал в двери злополучной комнаты, что мужчина, сидящий там на кровати, целомудренно прикрывшись по пояс простыней, вовсе никакой не дьявол, как думала несчастная девушка с трясущейся грудью, и не злой дух, а просто-напросто индеец из Нового Света, могиканин, друг шевалье де Фронсака…