Братство
Шрифт:
– Если лабораторией не пользовались, – начал он, – почему здесь все перевернуто вверх дном?
Криминалист кивнул.
– Именно. У меня такая теория. Лаборатория действующая, и в этих холодильниках что-то хранилось. Какие-то лекарства или яды. Возможно, наркотики. Производство некоторых видов наркотиков очень опасно, если не знать, что делаешь.
Он развел руками.
– Как бы то ни было, либо лаборанты ликвидировали все вещества перед нападением, либо их похитили во время нападения.
Фредрик посмотрел на него.
– Лаборанты… – задумчиво произнес
– Одна из членов общины была лаборанткой. Аннетте Ветре.
На лестнице амбара Фредрика застал серый дневной свет. Пульсирующая головная боль предупреждала, что батарейка скоро сядет.
В палатке у стола с термосом ждали Сюнне и Андреас. Андреас протянул Фредрику чашку кофе. Он поднес ее к губам и подул. Его очки покрылись легкой испариной. Сквозь запотевшие стекла он рассмотрел только что вошедшую в палатку молодую веснушчатую девушку-полицейского, которая рассказывала, что все утро провела за обходом окрестных домов. Вертя в пальцах бумажный стаканчик, она застенчиво улыбнулась, заметив на себе взгляд Фредрика.
– Что сказали соседи? Они здесь вообще есть?
– Несколько жилых домов вдоль шоссе, в которых живут семьи с детьми. И еще, если пройти через лес, – небольшая ферма с северной стороны дома. Там живет пожилая супружеская пара.
И она показала в направлении фермы.
– Супруги рассказали, что община живет здесь уже много лет, но они никогда никого не трогали. По их словам, в общине от двадцати до тридцати человек, в основном молодежь и несколько детей.
– Черт, – вяло сказала Сюнне.
– Дети с родителями. Куда же они все подевались?
Глава 12
Колеса велосипеда проваливались в глубокие ямы, размытые дождем на гравиевой дороге. На последнем подъеме дороги от Хьельсоса к холму Хьярлихетсберге он сдался и слез с велосипеда. Его дыхание было тяжелым, сердце колотилось. С опушки леса доносился сладкий запах влажной земли, а над возвышавшимся перед ним склоном нависло свинцовое небо. Он промок и чувствовал себя подавленным и замерзшим.
Поднявшись на склон, журналист телеканала TV2 Йорген Мустю прислонил велосипед к скамейке в парке, посмотрел на мокрое сиденье и остался стоять. Встреча была назначена на шесть часов. Сейчас было пять минут седьмого. Йорген обвел взглядом озеро Маридалсванне, раскинувшееся в нескольких десятках метров внизу. Серые облачка, оторвавшись от туманной завесы над долиной, блуждали над морем, как отбившиеся от стада овцы, и исчезали у берега в районе Фриша.
Ожидавший, должно быть, стоял здесь уже долгое время. Но в темной спортивной одежде, флисовой куртке и лосинах для бега, он был почти незаметен между стволами деревьев. Йорген заметил его, только поднявшись на плато. Человек был высокого роста. В руке он держал спортивный рюкзак. Йоргена поразило, в какой хорошей форме тот был для своего возраста.
– Прошу прощения за опоздание, – сказал он. – Я был на встрече.
Йорген выдержал паузу.
– Я совсем не из тех, кто выбирается на велосипедные прогулки в такую погоду. Моя жена думает, что я завел
Одетый в темное виновато улыбнулся.
– Будем надеяться, наша встреча окажется для вас полезной, – сказал он, открывая рюкзак.
– Вы знаете Аннетте Ветре?
Йорген покачал головой.
– Неважно. Вы знаете ее мать. Кари Лисе Ветре.
Мужчина многозначительно посмотрел на Йоргена.
– На этой флешке вы найдете две фотографии. На одной – Аннетте Ветре, на второй – Мухаммед Халед Умар.
Йорген, наморщив лоб, вопросительно взглянул на собеседника: он знал этого человека.
– Мухаммед Халед Умар час назад был объявлен в розыск в связи с тем, что пятеро человек были застрелены в местечке под названием Сульру, всего в паре километров отсюда, – сказал мужчина, показав головой в направлении Сульру. – В Сульру жила община. Они называли себя «Свет Господень». Аннетте Ветре состояла в ней.
Йорген испуганно уставился на него.
– Боже правый… Аннетте Ветре? Она мертва?
– Исчезла.
Собеседник Йоргена направился к лесной дороге.
– Успеваем к вечернему выпуску новостей?
Глава 13
Вена. Апрель 1937 г.
Он никогда никого не бил. А сейчас ударил ту, которую любил девять лет. Ударил раскрытой ладонью, со всей силы.
Грохотание тележек уличных торговцев и стук лошадиных подков по брусчатке на Малерштрассе заглушили звук шлепка. Отбили часы на Церкви Святой Анны. В маленькой квартирке пахло мылом.
– Эльза, что ты натворила?
Его произношение едва отличалось от местного. Молодой норвежец слушал звучание собственного голоса, пока хрупкая женщина с опавшим животом не выпрямилась. Щеки Эльзы Шрадер пылали огнем. Голос звучал отстраненно, как будто между нею и мужчиной была стена.
– Профессор сказал, что ты именно так и отреагируешь, но это было мое решение. Это был мой ребенок.
– Это наш ребенок.
– Это был не ребенок.
Он резко скинул чемодан с постели. Его вещи разлетелись по полу. Одежда, книги, для которых он все-таки нашел место, обувь, набор для бритья и расческа. Расческа. Он присел на колени. Пошвырял вещи в чемодан. С ненавистью посмотрел на нее. С той ненавистью, которую всегда испытывает к предателю человек, которого предали. Женщина, обещавшая быть с ним всегда, ушла.
– Я родила уродку, Кольбейн. Ей сейчас лучше.
Эльза смотрела в пол, не осмеливаясь поднять глаз, пока он не схватил чемодан и не ушел.
Это были непростые роды. Акушерка и врач говорили, что не понимают, почему малыш так долго не появляется на свет. Мужчина много часов просидел в смрадной комнате ожидания. Медсестры сновали туда-сюда, успокаивали его, каждый раз проявляя глубочайшее почтение. Оба, Эльза и Кольбейн, были уважаемыми учеными и работали на него. На знаменитого профессора Элиаса Бринка.