Братва
Шрифт:
В словах о щедро выделенных мне трех сутках жизни не сомневался ни капли, но все одно опустил шторы на окнах от греха. Обжегшись на молоке, дуем на воду, как говорится. Зажег люстру под потолком и устроился в глубоком кресле у камин-бара.
Все же тяжела ты, шапка Мономаха! Монаха, то бишь. Надо семь пядей во лбу иметь с прицепом, чтобы вкуритъ, о каком таком «чужом» базарил тот тип, опираясь в качестве главного аргумента на снайперскую винтовку. Весьма, впрочем, убедительно, надо признать.
Хотел было по привычке пришпорить
– Привет, это я. Давай мухой ко мне! И прими меры по плану «семь». Жду.
После этого краткого телефонного разговора немного взбодрился. Сейчас верный телохранитель, получив закодированный сигнал тревоги, сделает все возможное для обеспечения моей личной безопасности. Еще «будем посмотреть», кто кого первым пришьет! У нас тоже оптические аргументы имеются. Узнать бы только цель!
На противоположной от окна стене пулевая дырка заметных бед не сотворила. Там висел толстый ковер, и его длинно-густой ворс бесследно поглотил смертоносного птенчика, как океан поглощает метеоритных пришельцев. Будто и не было.
Стекольщика, правда, придется вызывать – никуда не денешься. Но надо прежде окончательно добить окошко. Не стану же я объясняться с работягой насчет специфического отверстия. Тот сдуру может проболтаться, что будет для меня совсем некстати. Незачем привлекать к своей скромной особе лишнее внимание органов, и так загруженных работой выше крыши. Личные проблемы я давно привык решать лично. И дешевле, и надежнее.
Вскоре появился встревоженный Цыпа.
– Вижу, дело серьезное! – обронил он, озабоченно глянув на плотно зашторенные окна. – Что случилось, Михалыч?
– Ничего особенного! – попытался я острить, чтобы снять тягостное напряжение, повисшее в комнате. – Кто-то очень любит устраивать сквозняки. Посмотри окно. Осторожненько.
Телохранитель зачем-то на цыпочках подкрался к окну и быстро глянул за штору.
– Дело дрянь! – присвистнул он. – Одно обнадеживает – шмаляли не из пулемета.
– И делает прямо счастливым, что не из гранатомета! – съязвил я, возвращаясь в свое кресло.
Плюнув на недавние благие намерения, щедро плеснул себе коньяку в пузатую рюмку.
Вычислив траекторию полета пули, Цыпа отогнул ковер и стал немилосердно терзать мою несчастную стену карманным ножиком, выковыривая оттуда свинцовый сувенир.
– Оставь в покое штукатурку. Не будь идиотом, – усмехнулся я, закусывая сочным мандарином. – Что ценного нам может дать пуля?
– Уже достал! – с довольной мордой обернулся Цыпа, демонстрируя сплющенный кусочек металла. – Пуля семь шестьдесят два в медной оболочке. По ходу, от винтовки Драгунова.
– Можешь смело в баллисты-криминалисты подаваться! Ладушки! Лучше расскажи, какие по «семерке» меры принял?
– Все тип-топ, Евген! Одна машина у твоего
– В войну играть собрался? Еще какую-нибудь гаубицу на балкон установить предложи! Или парочку минометов! Впрочем, по одному «Калашникову» на автомобиль не помешает. И пусть проверят чердак противоположного дома. По-моему, оттуда стреляли.
Я рассказал соратнику о странном телефонном звонке. Цыпа задымил «Кэмел», сосредоточенно морща свой гладкий детский лоб.
– Не догадываешься, Евген, кто это может быть? И что этим козлам, в натуре, надо?
– Без малейшего понятия! – вздохнув, признался я. – Кабы знал, не охрану вызвал бы, а всего лишь нашу группу ликвидаторов!
– А вдруг это бывший мент войну сдуру начал? – высказал предположение Цыпа.
– Про кого говоришь?
– Про младшего летеху Кожевникова. С твоей подачи его из органов выперли, и он мог, по ходу...
– Никакого акцента я у него не замечал, – усомнился я. – Хоть он и чернявый... А что с ним сейчас? Случайно не в курсе?
– Отчего же «случайно»? – оскорбился телохранитель. – Это входит в мои прямые обязанности – врагов твоих в поле зрения держать! Для страховки!
– Ладушки! – Я поощрительно кивнул. – Давай рассказывай короче и не лезь в бутылку по порожнякам.
– Про бутылку – это в тему! – ухмыльнулся Цыпа. – Спился твой опер. Правда, ума не приложу, где он деньги на водку берет? Ведь на пособие по безработице кантуется. Жена с ребенком слиняла от него в деревню к родичам. Даже двухкомнатную квартиру не пожалела кинуть – до того муженек обрыдл. Сам знаешь, Евген,– противнее пьяного мента, пусть и бывшего, скотины в природе нет!
– А пьяный рецидивист? – заинтересовался я, удивленный неожиданной сентенцией.
– Рецидивист под градусом просто угрюмым становится, молчит больше. Вот, к примеру, как наш Фунт. А менту сразу повыкобениваться надо, показать, какой он крутой пуп земли! Покуражиться-поизмываться над кем-нибудь, хоть и над собственной женой!
– Да ты прямо завзятый психолог у нас! – почти искренне восхитился я. – Не только шмалять по черепам профессор!
– А я всегда говорил – сильно недооцениваешь ты меня, Евген, – скромно заметил сияющий «профессор».
– Ладушки! – переменил я тему, без лишних церемоний сдергивая соратника с самодовольного поднебесья на реальную грешную землю. – Лучше скажи, что же, на твой прикид, нам делать? Кредит у нас лишь на трое суток, не забывай!
– Помню я, – в глазах Цыпы несколько поугасли огоньки.
Погрузившись в размышления, он курил, глубоко загоняя в легкие сигаретный дым. Забыл, видно, что это простой «Кэмел», а не анаша.
– Разреши, Михалыч, я опера грохну на всякий пожарный? – разродился наконец идеей соратник.