Братья Гордеевы
Шрифт:
VI
Леонид очень беспокоился о судьбе Никона, когда стороной услышал о происходившем на Медном руднике бунте. В участии Никона он не сомневался, а потаенная крепостная молва разнесла, что он арестован и содержится под стражей. Правильной почты между заводами не существовало, а ссылаться приходилось при оказии. Да и писать брату Леонид не решался, потому что письма могли перехватить и тогда досталось бы по пути и ему.
Раз летним вечером, когда Леонид заканчивал какую-то работу в своей конторе, к господскому дому, где жил Григорий Федотыч, сломя голову прискакал верховой. Все служащие переполошились: это был «загонщик», ехавший впереди
– Да ведь это Никон! – крикнул кто-то из служащих. – Он самый… Рядом с Федот Якимычем сидит. Вот так фунт!
Острый рабий глаз не ошибся: Федот Якимыч приехал в Новый завод действительно в сопровождении Никона и Карпушки. Старик был в веселом настроении и, не вылезая из экипажа, проговорил, указывая глазами на Карпушку:
– Отвяжите этого подлеца да пусть протрезвится в машинной.
Изобретатель Карпушка действительно был привязан к козлам, потому что был пьян и мог свалиться. Он так и не просыпался с тех пор, как выпил большую управительскую рюмку из собственных рук Федота Якимыча. Его развязали, сняли с козел, встряхнули и повели в контору, где «машинная» заменяла карцер (свое название это узилище получило от хранившейся здесь никуда негодной, старой пожарной машины). Сделав несколько шагов, Карпушка неожиданно вырвался, подбежал к экипажу и хрипло проговорил:
– Федот Якимыч, родимый… одну рюмочку… совсем розняло…
– Ах ты, ненасытный пес! – обругался старик, но велел подать рюмку.
Григорий Федотыч был на фабрике, и гостей приняла одна сноха Татьяна, трепетавшая в присутствии грозного свекра.
– Ну, принимай дорогих гостей, – пошутил с ней старик. – Вот привез вам двух гостинцев… Выбирайте, который больше поглянется. Ну, а что попадья? Прыгает?.. Ах, дуй ее горой!.. Вечером, Никон, в гости пойдем к попу… Одно удивление, а не поп. Левонид-то у них на квартире стоит. Вот так канпанию завели… ха-ха! И немка с ними…
Никон рассеянно молчал, не слушая, что говорит владыка. Это молчание и рассеянность возмущали Федота Якимыча всю дорогу, и он несколько раз принимался ругать Никона.
– Да ты что молчишь-то, басурман? Ведь с тобой говорят… С Карпушкой-то на одно лыко тебя связать. Уродится же этакой человек… Не гляди ты, ради Христа, очками своими на меня: с души воротит.
Вечером, когда у попа пили чай, пожаловали приехавшие гости, то есть Федот Якимыч и Никон. Старик, помолившись образу, сейчас же преподнес попадье таинственный сверток, расцеловал ее и проговорил:
– Это тебе поминки от меня, попадья, чтобы не забывала старика, а от Наташи поклончик отдельно… Ну, здравствуй, хохлатый!
На Гордеевых в первую минуту Федот Якимыч не обратил никакого внимания, точно их и в комнате не было. Никон поцеловал руку у Амалии Карловны, а попадье поклонился издали. Это опять рассмешило Федота Якимыча.
– Чего ты басурманом-то, Никон, прикидываешься? – шутил старик. – Руку у немки поцеловал, теперь целуй попадью прямо в губы… У нас, брат, попросту!.. А я-то и не поздоровался с немочкой. Ну, здравствуй, беляночка!
Федот Якимыч хотел ее обнять и расцеловать, как попадью, но та
– Ишь недотрога царевна! – смеялся старик. – Ладно я ее напугал… А того не подумала, глупая, что я по-отечески… Старика можно поцеловать всегда. За углом не хорошо целоваться, а старика да при людях по обычаю должна.
Попадья не сводила глаз с Никона, точно хотела прочесть в нем тайные думы Наташи. «Вот понравится сатана пуще ясного сокола», – невольно подумала она, легонько вздыхая. А Никон пил чай и ни на кого не обращал внимания, точно пришел к себе домой. Это невнимание задело попадью за живое. «Постой, голубчик, ты у меня заговоришь, даром что ученый», – решила она про себя. Хохлатый поп, по обыкновению, шагал из угла в угол и упорно молчал, точно воды в рот набрал. Федот Якимыч разговаривал с Леонидом о заводских делах, – давешнее веселое настроение соскочило с него разом, и он начал поглаживать свою бороду. Амалия Карловна несколько раз появлялась в дверях и пряталась, точно девочка-подросток. Попадья делала ей какие-то таинственные знаки, но немка ничего не хотела понимать, отрицательно качала белокурою головкой и глядела исподлобья на гостей.
– Послушайте, да вы что пнем-то сидите? – обрушилась неожиданно попадья на Никона. – Ну, спойте что-нибудь по крайней мере… Я вам на гитаре сыграю.
– Так его, хорошенько! – похвалил Федот Якимыч. – Не с кислым молоком приехали.
Никон поднял глаза на бойкую попадью и безотчетно улыбнулся. «Да он хороший!» – удивилась попадья. Их глаза встретились еще в первый раз. Попадья беззаботно тряхнула головой, достала гитару и, заложив по-мужскому ногу за ногу, уселась на диван. Федот Якимыч подсел к ней рядом.
– Ну, милушка, затягивай, – упрашивал он. – Да позаунывнее, чтобы до слез проняло. Уважь, Капитолинушка…
Когда раздались первые аккорды и к ним присоединился красивый женский контральто, Никон даже поднялся с места, да так и впился своими близорукими глазами в мудреную попадью. Отлично пела попадья, а сегодня в особенности. И красивая была, особенно когда быстро взглядывала своими темными глазами с поволокой. Федот Якимыч совсем расчувствовался и кончил тем, что вытер скатившуюся старческую слезу. И Никон чувствовал, что с ним делается что-то необыкновенное, точно вот он упал куда-то и не может подняться, но это было сладкое бессилие, как в утренних просонках.
Амалия Карловна воспользовалась этим моментом и знаками вызвала мужа в другую комнату. Здесь она с детскою порывистостью бросилась к нему на шею и заплакала.
– Милочка, что с тобой? – изумился Леонид, целуя жену.
– Да как он смел… – повторяла немка, задыхаясь от слез. – Так обращаются только с крепостными…
– А попадья?
– Она другое дело, Леонид… Потом он так посмотрел на меня… нехорошо посмотрел.
– Да ведь он – старик. А впрочем, как знаешь…
Немка так и не показалась больше. Она заперлась в своей комнате, сославшись на головную боль. Когда попадья объявила об этом, Федот Якимыч погладил свою бороду и крякнул. Впрочем, он сейчас же спохватился и принялся за серьезные разговоры с Леонидом.
– Я привез к тебе брата, ты у меня и будешь за него в ответе, – объяснил старик. – Положим, мы с ним помирились, а все-таки ему пальца в рот не клади… Насквозь вижу всего! Одним словом, лапистый зверь. Он будет у вас на Новом заводе меховой корпус строить, а Карпушка будет помогать. Наказание мое этот Карпушка: с кругу спился мужик… И с чего бы, кажется? Ума не приложу… Уж я с ним и так, и этак, и лаской, и строгостью – ничего не берет. Дурит мужик… Ты его тоже к рукам прибери: с тебя взыскивать буду.