Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник)
Шрифт:
Коридор. Глаза привыкли к темноте. В поисках лестниц наверх Катрин скользила по мягкой ковровой дорожке. Тумбочка. Тускло мерцает старый телефонный аппарат. Темный прямоугольник зеркала. Еще дверь. Тихо. Вешалка. Группка пальто и плащей. Призрак казненных через повешенье…
Входная дверь. Опять заперто. Катрин осторожно повернула защелку. Клацнуло, как будто затвором. На лестнице пахло прохладой и влажной уборкой. Наверху короткая строчка пулемета простучала громче. Дверь на чердак открыта. Но до чердака есть еще эти… стрелки-охотники на третьем этаже. В последние минуты винтовочных выстрелов девушка что-то не слышала.
Ступала Катрин совершенно бесшумно. Еще бы, все равно что босиком. Только
Площадка третьего этажа. Две двери. Куда? Налево? Направо? Дальше деревянная лестница на чердак. Темнеет распахнутый люк. Туда?
Дверь с правой стороны с грохотом распахнулась. Катрин машинально присела. На лестницу вывалились две фигуры. Мелькнул винтовочный ствол… Девушка вскинула «парабеллум». Грохнуло как из пушки. Вспышка выстрела порядком ослепила и саму Катрин. Она нажала на спуск еще два раза, целясь чуть ниже, и откатилась к лестнице.
Кто-то стонал. Из глубины квартиры выстрелили. Пуля стукнула в стену высоко над головой. В квартире закричали. Слов девушка не разобрала. Что-то со звоном опрокинулось. Катрин различила два тела, лежащие в дверях. Верхнее шевелилось. Катрин выстрелила не раздумывая. Донесся громкий вздох. Из квартиры начали торопливо стрелять. Над головой снова ожил пулемет. Катрин скорчилась на холодных ступеньках, в бок давили ножны штыка. Сверху сыпалась пыль и известь.
Человек, поспешно высадивший обойму в сторону лестницы, снова закричал. Ему, кажется, ответили. Катрин выдернула из-за спины «наган». Не поднимаясь, доползла до двери. Локти разъезжались в липком. Прячась за неподвижными телами, Катрин выстрелила в темноту за дверью сразу из двух стволов. И тут же прыгнула вперед. Под ногами спружинила забаррикадировавшая дверной проем плоть. Девушка откатилась в сторону, сшибла ореховую тумбочку. Сверху, прямо на голову, упал телефонный аппарат. Блин. Плюс телефонизация всей страны…
В дальней комнате что-то происходило. В коридор под углом падал дневной свет, и Катрин видела гильзы на ковровой дорожке, приоткрытую в конце коридора дверь, белеющий унитаз за нею. В коридор, словно кукушка из часов, выскочил человек, не целясь выстрелил из короткого карабина. Девушка ответила ему из «нагана», — не попала, обозлившись, швырнула по направлению унитаза увесистый телефонный аппарат. Швырять средство связи занятой револьвером рукой — дело неумное. До туалета телефон не долетел, звеня и бренча, покатился по коридору. На эту провокацию осажденные немедленно ответили стрельбой. «Да сколько же их там?!» — изумилась Катрин. Как минимум трое стреляли одновременно. «Больше без гранат из дому не выйду. И вообще, самое время отправляться восвояси к химическому пиву».
Вместо того, чтобы последовать этой, совершенно разумной мысли, девушка поднялась и, крадучись, двинулась вперед, стараясь держать на прицеле дверной проем, из которого так шустро выскакивал человек-кукушка.
Она слышала обрывки нервных фраз, но говорили на украинском, и девушка никак не могла уловить суть. Все же по тону она почти догадалась.
Когда трое мужчин одновременно выскочили в коридор, Катрин, упав на одно колено, открыла стрельбу первой. Стрелять пришлось почти в упор. Из бандеровцев, не ожидавших, что противник окажется так близко, выстрелить успел только один. В прижавшуюся к стене девушку пуля карабина не попала, зато лихорадочно плюющиеся огнем стволы в руках Катрин находили цель безошибочно. Но три конвульсивно дергающиеся фигуры никак не желали падать. Курок «нагана» клацнул вхолостую. Катрин попятилась от неуязвимых силуэтов. И тогда они начали валиться на пол. Задыхаясь, Катрин поняла, что враги не падали только из-за тесноты — коридор был слишком узок для трех крупных мужчин. Девушка не успела рассмотреть сползающие на ковровую дорожку тела и разбитый унитаз за превращенной в решето дверью. В коридоре потемнело — на Катрин рванулся четвертый националист. Грузный, пожилой. Страшное, ненавидящее лицо с седыми отвислыми усами.
— Дерьмо собаче. Москали вошивы! — В занесенной руке сверкнула сабля.
Катрин вскинула «парабеллум». С левой руки она стреляла похуже. Но здесь не промахнешься: ствол пистолета почти упирался в широкую грудь. Щелк — фишка затвора нелепо застыла в верхнем положении — осечка.
— Задушу, сосунок! — сабля зацепила провод, сшибла лампочку, хлопнувшую игрушечным выстрелом.
Катрин успела отпрыгнуть. Престарелый бандеровец действовал не слишком резво.
— Шкодливый комунячий кобель! — зарычал старик, напирая.
Девушка швырнула ему в грудь «парабеллум», выхватила штык.
— Мэрзотник! — прорычал усатый.
Свистнула сабля. Катрин уклонилась. Ударила пяткой в слоновье колено. Свалить такого великана было сложно, но старик покачнулся. Девушка, яростно шипя, прыгнула прямо на широкую грудь. Ударить саблей неповоротливый поборник незалежной опоздал. Катрин, впиваясь ногтями, обхватила большую лысую голову, запрокинула назад, одновременно вонзила штык под подбородок.
В последний момент старик рассмотрел девушку. В глазах мелькнуло удивление. И в тот же миг благородная седина усов окрасилась кровью.
Катрин отскочила. Рука усача вяло приподнялась, но полоснуть саблей не хватило сил. Большое тело завалилось назад. Печально брякнул клинок.
«Давненько меня не пытались именно зарубить, — Катрин лихорадочно вталкивала в барабан „нагана“ патроны. Руки тряслись. — Ненавижу револьверы. И старость ненавижу. Дурь одна. И я дура».
Катрин перешагнула через еще хрипящего усача, подняла «парабеллум». Теперь затвор послушно встал на место. В обойме оставалось еще два патрона. Не оружие, а чистый фашизм. Девушка выдернула из-под тел старый кавалерийский карабин. Кто-то из сгрудившихся в узком коридоре людей еще дышал. Пробитые легкие судорожно ловили воздух. Под эти ужасные хрипы Катрин перешагнула через тела. Держа наготове карабин, заглянула в комнату. Пусто. Перевернутые стулья, составленные к стене горшки с цветами, большой портрет Тараса Шевченко, висящий между книжными шкафами. Пододвинутый к окну стол. Распотрошенные пачки патронов. На улице почему-то стреляли активнее. Нервно огрызался пулемет на чердаке. Девушка поспешно сгребла со стола патроны. С отяжелевшими карманами выскочила в коридор.
На лестничной клетке поскользнулась и чуть не загремела вниз. Черт, кровищи! Горестно подумала о себе: «После тебя, сержант, как на бойне». Карабин тоже лип к рукам.
На улице, судя по пальбе, шел форменный бой.
Катрин на цыпочках поднялась по лестнице. На чердаке клубился жаркий пороховой воздух, в слуховое окно падал сноп рыжего закатного солнца. Блестела россыпь гильз. Пулеметчики почему-то переместились к другому окну.
Пригибаясь, девушка прокралась между пыльными столбами, обошла корзину со старыми игрушками. Подслеповатый заяц укоризненно смотрел на пришелицу единственным глазом.
У окна возились двое.
— Швыдче! Швыдче! — пробормотал один. Пулемет выдал короткую очередь и захлебнулся. Мужчина яростно задергал затвор старого «браунинга». — Пся крев! — пискляво выругался другой, звеня пулеметной лентой.
Катрин прислонила к балке карабин, вытащила из-за пояса «наган». Негромко сказала:
— Кончайте бал. Москали пришли.
Пулеметчик дернулся, словно ошпаренный, обернулся. Его товарищ взвизгнул. Катрин дважды выстрелила. Большой бандеровец повалился без звука. Тот, что щуплее, жалобно вскрикнул, поворачиваясь, опустился на колени. Лучше бы не поворачивался, — совсем мальчишка — усишки едва пробились. Сопляк.