Братья крови
Шрифт:
Мы с Чеславом, раздувшиеся от гордости и совершенно потерявшие голову от близости предмета воздыханий, крались за английской принцессой улицами ночного Кракова. Грязь и жидкие отбросы чавкали под сапогами. В ноздри врывался смрад гниения и вонь содержимого ночных горшков, которое местные хозяйки щедрой рукой выплескивали прямо в окна. Но разве подобные мелочи могли иметь значение, когда два влюбленных юнца горят желанием перещеголять друг дружку?
По случаю охоты пани Агнесса надела замшевые шоссы [52] , которые соблазнительно обтягивали ее идеально очерченные ноги, и короткий бархатный дублет [53] , отороченный мехом черно-бурой лисы на манжетах и по воротнику.
52
Шоссы– с XII в. длинные, облегающие ногу чулки-штаны.
53
Дублет– во времена позднего Средневековья узкая одежда типа куртки, которую носили поверх рубашки.
Первого прохожего мы встретили неподалеку от ворот Святого Флориана. Мещанин в измазанном грязью жупане выписывал такие кренделя посреди улицы, что даже младенец сказал бы – нализался до полусмерти. А то, что неподалеку я не приметил ни единого шинка, давало лишние основания утверждать – горожанин заблудился, и весьма давно. Завидев его, Чеслав весь напрягся, пошел крадущимся шагом. Я едва не рассмеялся в голос, но решил смолчать. Школяр пытался показать мастерство бывалого охотника, забывая, что мало чести взять на рогатину вепря со связанными ногами. Добыча должна быть живая, иметь возможность оказать сопротивление или хотя бы сбежать.
Но через миг я пожалел, что не последовал его примеру. Агнесса легким движением взяла студента за плечо. Чего я только не отдал бы ради ее прикосновения!
– Оставь его в покое, – прошептала принцесса.
– Почему? – удивился Чеслав.
– Пьянчуга… Его кровь для нас отрава.
Вот так я узнал еще один способ, каким люди могут защищаться от нас. Надежнее его лишь ванна со святой водой, и то в нее нужно нырнуть с головой. Конечно, Агнесса слегка преувеличивала – чтобы превратиться в яд для вампира, человек должен столько выпить, и желательно водки с коньяком, что сам раньше копыта отбросит. Но тем не менее пить кровь пьяного – то еще удовольствие. После тебя долго мутит и выворачивает наизнанку, хотя вроде бы и нечем. Голова раскалывается, руки-ноги дрожат и отказываются слушаться. Врагу не пожелаю… Но Чеславу я тогда пожелал не задумываясь. До сих пор в глубине души жалею, что Агнесса его удержала.
Мещанин свернул в переулок, а мы пошли дальше по Флорианской улице в сторону костела Святой Варвары, что у городского рынка. И приблизительно на полпути повстречали монаха. Невысокого, тучного, с трудом перешагивающего лужи. Что он делал ночью в городе? Лично я не уверен, что причащал кого-нибудь. Скорее, бегал к безотказной вдовушке погреться.
– Этого берем, – шепнула принцесса. – Но не сразу! Погоняем вначале.
Она в три прыжка настигла семенящего монаха, похлопала его по плечу, а когда он обернулся, мило улыбнулась. А потом показала клыки.
Эх, как он помчался вдоль по улице, подобрав полы хабита [54] ! Кто мог ожидать такой прыти от жирного святоши? Будто олень, преследуемый сворой псов, он бежал через лужи, умудряясь не поскользнуться, перескакивал кучи мусора, какие в спокойном состоянии духа неторопливо обошел бы.
Мы огромными прыжками следовали за ним по пятам, беззвучно хохоча и клацая зубами то над правым, то над левым ухом. Странно, что слуга церкви не попытался ни осенить себя крестом, ни прочесть молитву. Тем паче, на его поясе, охватывая обширные чресла, тускло светилось вервие, не иначе как привезенное из паломничества. Но тем и лучше для нас. Рассеянный и малодушный монах – легкая добыча для вампиров, да притом достаточно редкая. Будет чем похвастаться перед другими птенцами, которые и так уже сполна обзавидовались.
54
Хабит– монашеское одеяние из грубой ткани.
Вовсю забавляясь, мы гнали святошу по темным улицам. Как только он пытался свернуть к более людным местам, или Чеслав, или я, отталкиваясь от стены, перепрыгивали ему через голову и корчили страшные рожи, выпучивая глаза и обнажая клыки. Агнесса развлекалась тем, что время от времени толкала монаха в спину или ставила ему подножку. Ей, по всей видимости, очень хотелось поизмываться над ним, изваляв в нечистотах. Но ужас, казалось, удесятерил силы удирающей жертвы. Спотыкаясь, теряя равновесие, он всякий раз выпрямлялся и продолжал бессмысленный изнурительный бег. Правда, пару раз падал на четвереньки, но тут же вскакивал с поразительной для его телосложения резвостью, а вот плюхнуться в грязь не соизволил ни разу.
Наконец, принцессе наскучила бесконечная беготня по извилистым улочкам. Любая забава хороша только в самом начале, а потом, если не привносить в нее живую струю, надоедает.
– Хватит! – выдохнула охотница. – Кончаем его!
Повинуясь ее приказу, мы с Чеславом одновременно прыгнули через монаха. Словно две черные тени, пробежали еще пару шагов и развернулись, широко раскинув руки. Тем временем Агнесса грациозно взвилась в воздух и пнула человека сапогом между лопаток.
Святоша врезался в нас, и мы с хохотом отбросили его к стене с облупившейся штукатуркой. Впрочем, смех Чеслава быстро сменился шипением – он невзначай прикоснулся к освященной веревке.
С чавканьем, будто конский «кругляш», монах врезался в задрожавшую стену и сполз по ней. Дряблые щеки тряслись, рот беззвучно открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы, а выпученным глазам мог позавидовать любой рак. Он представлял жалкое зрелище – капли пота, несмотря на довольно прохладную ночь, усеивали лоб и тонзуру, грудь судорожно вздымалась и опускалась. У меня зародились сомнения, а не хватит ли его удар до укуса? Но, несмотря на кажущуюся сломленность, святоша не утратил присутствия духа. Он нашел силы встать на колени и забормотал, возводя поросячьи глазки к затянутому тучами небу.
– Credo in unurn Deum, Patrem omnipotentem, factorem cаеli et terrае… [55]
Агнесса плотоядно усмехнулась и облизала губы алым язычком. Монах поперхнулся и сменил молитву:
– Pater noster, qui ts in caelis, Sanctrticetur nomen Tuum. Adveniat regnum Tuum… [56]
Но не зря учил нас пан Мжислав Ястжембицкий, что христианская молитва имеет силу лишь в устах человека, искренне верующего. Для того же, кто грешен, кто нарушал заповеди, кто не верит в сердце своем, она остается лишь пустым сотрясением воздуха, способным только напугать неопытного птенца. А высшего вампира, отмерившего не одну сотню лет, каким являлась Агнесса, бормотание монаха могло лишь рассмешить. Она шагнула вперед, занесла руку и вдруг притворно отдернулась.
55
Верую в Бога единого, Отца всемогущего, создателя неба и земли… ( Лат.)
56
Отец наш, сущий на небесах, да святится имя Твоё. Да приидет царствие Твоё… ( Лат.)
В глазах коленопреклоненного монаха мелькнул огонек надежды. Голос окреп:
– Per signum crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster… [57]
Стремительный удар.
На располосованной острыми коготками щеке выступили капельки крови. Святоша поперхнулся последним словом и замер с раскрытым ртом.
Агнесса провела пальцем вдоль глубокой царапины. Неторопливо осмотрела окрасившуюся алым кожу. Слизнула кровь.
– Ну кто первый? – Вампиресса наградила долгим взглядом поочередно меня и Чеслава.
57
Через крестное знамение от врагов наших освободи нас, Господь наш… ( Лат.)