Братья крови
Шрифт:
– Кетту, Вильхо! – проговорил Пелгуй, открывая глаза. – Что там с урманами?
– Они уже по Неве бегут, – ответил парень. – Прямиком к морю. Останавливаться, я думаю, им не скоро захочется.
– Ярмо и Лемпи доведут их до моря, – добавила девушка. – Мы должны быть уверены.
– Молодец, Кетту, – похвалил ее старшина. – Правильно мыслишь.
– Спасибо, батюшка, – смущенно улыбнулась молодка.
Пелгуй поднялся, поманил детей рукой.
– Глядите, что принес я…
Ижорцы обступили колоду, и глава рода неторопливо развернул безрукавку.
При виде сломанного меча Вильхо хмыкнул, Ильмар почесал затылок, а их сестра вопросительно поглядела на отца.
– Мечом этим князь Александр Ярославич
– Прости, батюшка… – нерешительно произнес Вильхо. – Какая может быть нужда в сломанном мече? Вот если бы перековать, заточить…
– Молчи, дурень! – рыкнул старший брат Ильмар.
– Вот-вот… – проворчал Пелгуй. – Языком молоть – не мешки ворочать. Но я объясню вам. Вы помните, как я в Лапландию ходил?
Дети дружно закивали.
– Там я встречался с нашим самым главным – Финном. Он всему нашему роду-племени – голова. В тот год у него многие гостили из разных краев. Повстречался я с саксом Вульфером, из аглицких земель. Есть такой остров за землями немцев, датчан и франков. В тот год, когда на них обрушилась черная хворь и мор унес тысячи жизней, зло остановили при помощи древнего заклятия, свежепролитой крови и меча. Тот меч принадлежал стародавнему герою по имени Беовульф, и им он сразил дракона, угрожавшего его племени. Этим же мечом князь Александр сразил дракона в человечьем обличье. И верю я, если придет нужда, только с его помощью сможем мы изгнать зло из земли Русской. Все ли вам понятно, дети мои?
– Все понятно, батюшка, – за всех ответил Ильмар. – Жизни положим, но меч сбережем. И правнукам заповедаем. Пускай все будет по слову твоему. Пускай нерушима стоит Русь, пока в сердце ее хранится меч князя Александра.
Он первым опустил ладонь на крестовину меча. Кету накрыла ее своей. Немного помедлив, к ним присоединился Вильхо, а потом уже и старшина скрепил клятву детей широкой мозолистой ладонью.
Шорох, словно от порыва ветра, пробежал по ельнику.
Лес слышал слова ижорских оборотней.
Река слышала их обещание.
Небо засвидетельствовало их клятву.
Земля Русская приняла ее.
Глава первая
Северная Пальмира
В Санкт-Петербурге я не стал допускать давнишней московской ошибки и сразу по прибытии явился представиться местному князю. По правде сказать, тому было несколько причин, кроме банальнейшего желания казаться законопослушным и лояльным.
Во-первых, мы вылетели из «Борисполя» не ночным, как я предпочитал, а вечерним рейсом. Последний «Боинг-373» отправлялся на «Пулково» без четверти семь по украинскому времени, а желания трястись на «АН» не возникало. Само собой, когда дело доходит до «горячего», любые привычки к комфорту выветриваются без следа, но форсировать события не хотелось. Что-то подсказывало мне – лишения и трудности еще впереди, а пока есть возможность пользоваться удобствами, грешно было бы от них отказываться. Оказавшись в Петербурге в самом начале ночи, я решил не отступать от предписанной по закону церемонии.
Во-вторых, Князь Северной Пальмиры, его светлость Бестужев, вызывал у меня гораздо большую симпатию, нежели владыка Первопрестольной. Почти такую же, как Амвросий. Умный, справедливый, рыцарственно-честный, что в наше время – огромная редкость. Сергей Александрович не бежал из России после октябрьского переворота, как московский Князь, а боролся за выживание вместе со всеми мастерами и птенцами Северной столицы и справился. Он сумел сохранить островок подлинной аристократии духа в нашем жестоком мире. В блокадном Ленинграде присягнувшие ему на верность вампиры добровольно отказались пить кровь и без того измученных людей. Исключение составляли лишь забрасываемые в город немецкие диверсанты, которых стража князя Сергея извела в великом множестве.
В-третьих, мне не терпелось узнать новости – как в России обстоят дела с распространяющейся эпидемией «собачьего гриппа». Болезнь напомнила о себе уже в самолете голубоватыми ватно-марлевыми повязками на лицах стюардесс и доброй половины пассажиров, а уж в «Пулково» почти все люди, снующие в здании аэропорта, прятали лица. То ли здесь трепетнее относились к собственному здоровью, то ли до Украины волна смертей еще не докатилась. Сейчас я почти не сомневался, что в гибели людей повинны прорвавшиеся в наш мир фейри.
Такое уже случалось, рассказывал мне фон Раабе. В шестом веке при императоре Юстиниане чума захватила Ближний Восток. В одиннадцатом гуляла по Руси и Польше. В середине четырнадцатого от мора погибло в Европе больше народу, чем от стали за все время Столетней войны. О ней еще упоминал великий Боккаччо в предисловии к «Декамерону». И позже в Амстердаме и Лондоне, уже при Карле Втором. Я знал, что каждый из этих случаев остановили кровные братья. Вопрос только – как? Меня включили в состав посольства, направившегося в Лондон из Речи Посполитой, но даже в середине семнадцатого века для старших вампиров я оставался мальчишкой, которого никто не намеревался посвящать в тайны, а кроме того, обстоятельства нашего путешествия были таковы, что проведение обряда я пропустил.
Почему-то мне казалось, что и эпидемия «испанки», случившаяся сразу после империалистической, имела те же корни или «торчащие уши», если будет угодно. Острые уши фейри. Правда, тогда кровные браться были разобщены и не могли оказать достойного отпора. Отсюда и десятки миллионов погибших.
Как мне казалось, Сергей Александрович Бестужев – один из немногих российских князей, который мог бы возглавить отпор на этот раз. Стоило поговорить с ним, высказать соображения и опасения, раз уж Амвросий куда-то запропастился. Логика подсказывала, что старый вампир не сбежал от опасности, а просто пытается найти решение загадки другим путем – более привычным для себя. Иначе зачем ему было присылать мне записку с приказом разыскать меч Александра.
Кстати, именно из-за скупых строк Амвросия мы и отправились в Санкт-Петербург.
После схватки на Андреевском спуске, когда наемники-люди под предводительством незнакомого мне вампира уничтожили мою берлогу, я «залег на дно». Вместе с Жанной, само собой. Как я мог бросить девушку? Тот, кто хотел убрать меня, человека разыщет в два счета и, не задумываясь, уничтожит. Или попытается взять в заложники, чтобы шантажировать меня. Ни первое, ни второе в мои планы не входило. А еще, если честно признаться, она мне очень нравилась. Впервые за много лет мое мертвое сердце ощутило что-то, очень похожее на любовь. Вовсе не потому, что Жанна напоминала давно ушедшую в Великую Тьму леди Агнессу, чей портрет сгорел вместе с остальным скарбом. При внешнем сходстве, они были очень разными. Принцесса Карлайла и Кумбрии отличалась властным, решительным характером, переменчивым нравом, когда ярость и веселье сменяли друг друга почти без причины. Жанна же покоряла искренностью и открытостью, способностью очертя голову броситься в приключение, словно в омут. Да к тому же самоотверженность – ведь никто не понуждал ее предлагать мне свою кровь. А может быть, мне, привыкшему к холодным и высокомерным кровным братьям, так показалось? Может быть, люди, которых многие из нас считают чем-то вроде скота, источником пищи и не более того, честнее нас, способны на дружбу, бескорыстную помощь?