Братья по разуму
Шрифт:
— Меня поставили в известность, что интересами коренных жителей планеты здесь преступно пренебрегают, но чтобы…
— Кто вам это наговорил? — Рийз был совершенно ошеломлен.
Хичкок досадливо нахмурился,
— Об этом известно на всех цивилизованных планетах, — заявил он категорическим тоном.
— Но это же… это неправда! — возразил Рийз. — Хотя они и коренные обитатели планеты, нет никаких оснований считать их людьми. Они — всего лишь животные, и во многих отношениях довольно примитивные. Правда, мозг у них развит неплохо… то есть в том смысле, что нам удается обучать их довольно сложным действиям, и их
— Я приехал сюда, — провозгласил Хичкок, — чтобы вынести собственное суждение по этому вопросу. Мне уже приходилось слышать оправдания и увертки вроде ваших на других планетах, которые я обследовал, — на планетах, где творились возмутительнейшие вещи. Нет, вы только представьте себе — на Эпсилоне Эридана их употребляли в пищу! И о положении здесь я буду судить сам.
Он замедлил шаг и повернулся к Рийзу.
— Ну, а теперь куда мы направимся?
Рийз намеревался провести его в справочную микрофильмотеку, которая находилась дальше по коридору, но тут ему в голову пришла новая мысль, и он указал на винтовую лестницу в нише напротив.
— Вот сюда, вниз, — сказал он.
Они начали осторожно спускаться по узким ступенькам, и Рийз, который теперь опережал Хичкока, объяснял на ходу:
— До сих пор вы видели только шаркунов, которые родились здесь… то есть я имею в виду — здесь на станции. Видите ли, пока все это строилось, — он обвел рукой вокруг, — сюда было доставлено несколько особей для предварительных исследований. Надо было установить стандарты для дальнейшей работы. Эти экземпляры так тут и остались. Они размножаются без какого-либо нашего вмешательства и в отличие от своих сородичей снаружи не подвергаются активному воздействию сил естественного отбора, а потому должны были во всех отношениях остаться практически такими же, как их предки. Поэтому они служат прекрасной контрольной группой для сравнения с дикими шаркунами.
Лестница вывела их в коридор, совершенно такой же, как верхний. Рийз свернул в узкий проход, который завершался тамбуром. Пройдя двойные двери, они оказались на галерее. Помещение внизу было разделено на небольшие загоны, и почти в каждом загоне находилось по шаркуну.
— Это дикие шаркуны, которых мы поймали для обследования, — объяснил Рийз.
Хичкок подошел к перилам и нацелил камеру вниз.
— Они ничем не отличаются от тех, которые живут на станции, — начал он воинственно. — Неужели их обязательно нужно держать в одиночном заключении? Это же бесчеловечно!
— Да ничего подобного! — попытался втолковать ему Рийз.
— Они поступают сюда из разных районов, и после того, как они пройдут проверки и анализы, мы отправляем их обратно. Нам приходится содержать их поодиночке, чтобы не допустить смешения популяций. А кроме того, они ведь могут убить друг друга.
При звуке человеческих голосов шаркуны задрали головы. Их безгубые костные челюсти жадно щелкали. Хичкок снял общую панораму этих запрокинутых кровожадных морд.
— Я хочу вам кое-что показать, — сказал Рийз.
Он подошел к вделанному в стену холодильнику и вынул оттуда большой окорок. Из сине-зеленого мяса торчала хрящеватая полупрозрачная кость.
— Вот поглядите, — Рийз подошел к перилам.
— Неужто вы собираетесь кормить их этим мясом! — ужаснулся Хичкок. — Оно же давно испортилось!
— Нет-нет, — заверил его Рийз, для пущей убедительности помотав головой. — Это его естественный цвет.
Он благоразумно не стал объяснять, что в холодильнике хранилась разделанная туша домашнего шаркуна, павшего от старости. Уж конечно Хичкок обвинил бы его в том, что он прививает несчастным туземцам каннибалистические привычки.
Рийз наклонился над перилами и бросил окорок в ближайший загон.
Запертый там шаркун схватил его еще на лету, зажал в гибких лапах, поднес к пасти и принялся перетирать мясо вместе с костью беззубыми полукружиями могучих челюстей. Окорок быстро превращался в сине-зеленое месиво, которое шаркун торопливо всасывал. Глотка его уродливо пульсировала.
Шаркуны в соседних загонах, увидев падающее мясо, рванулись к нему. Они прыгали, карабкались на перегородки, бросались на них всем телом, но перегородки были высокими, крепкими и совершенно гладкими, так что все усилия разъяренных зверей оказывались тщетными. Но они не оставляли своих попыток и в слепом бешенстве вновь и вновь бросались на перегородки, свирепо завывая. От грохота, визга и пронзительного рычания можно было оглохнуть.
А счастливчик, панически поглядывая по сторонам, продолжал разделываться с неожиданным подарком судьбы. Беззубые челюсти не останавливались ни на мгновение. По серебристой груди стекали струйки посиневшей слюны. Через несколько минут от окорока не осталось и следа.
Но остальные шаркуны продолжали рваться в тот загон, куда упало мясо. Да и сам счастливчик, все еще роняя капли слюны, уже пробовал выбраться наружу. Он прыгал и срывался, прыгал и срывался. Выпученные шоколадные глаза были устремлены на галерею. Казалось, окорок только раздразнил его аппетит. Хичкок невольно попятился, испуганный такой свирепостью, но тут же нагнулся над перилами и навел камеру на беснующегося шаркуна. Хриплые вопли обезумевшего зверя тонули в общем гуле.
Наконец Хичкок кончил снимать и обернулся. Он что-то кричал, но дикий концерт внизу заглушал его слова. Рийз кивнул в сторону тамбура и жестом пригласил Хичкока выйти.
Когда вторая дверь захлопнулась и вокруг сразу наступила блаженная тишина, Хичкок повернулся к Рийзу.
— Вы, по-видимому, вызываете у них ненависть, — заметил он. — Вы что, не кормите их?
— Их кормили час назад, — ответил Рийз, взглянув на часы. — Их поведение не свидетельствует об особом интеллекте, не правда ли?
— Гм-м-м-м, — пробурчал Хичкок. — Человек, которого систематически морили бы голодом, наверное, вел бы себя так же.
— Но этих… мы же голодом не морим, — возразил Рийз. — Конечно, на воле им нелегко добывать пищу, и, возможно, многие перед тем, как их поймали, ели очень давно. Однако у нас они получают корм регулярно, а большинство находится здесь уже несколько дней.
— Этому я поверить не могу, — отмахнулся Хичкок. — Они заморены голодом.
Рийз покачал головой.
— Привычная реакция на пищу, и больше ничего, — сказал он. — На воле они едят редко и далеко не всегда достаточно. С самых первых дней своего существования. Их… прожорливость для них естественна.