Братья-разбойники
Шрифт:
— А что это такое «проклятые»?
— А от которых отец с матерью отказались.
— Они с хвостами?
— Так с махонькими.
— Ты их видел?
— Голова с мозгом! Разве его можно видеть, когда он тебя разорвет?
— Что же они все в бане делают?
— Играют.
— Ну, Максимушка, а черт ест что-нибудь?
— Известно, ест: нешто без еды проживешь…
— Что же он ест?
— Грешницкие души.
— А ведьмы?
— A ведьмы… вот
Словом, разговор об чертовщине — один из любимейших разговоров Максима, и когда он, бывало, насядет на этот разговор, то тут его только слушай: мужик наш, что называется, развирается до зеленой лошади.
Мне баня особенно памятна потому, что в ней рожала наша мать; следовательно, появление на свет каждого нового карапуза, имеющего впоследствии дивить и страшить околоток своими подвигами, непременно связывалось с баней. Обыкновенно матушку отводили туда заблаговременно, а нас всех, и мальчиков и девочек, сбивали в одну какую-нибудь комнату и оставляли здесь под надзором няньки, все той же глухой и слепой Савельевны. Когда наступал самый момент родов, отец выводил нас из заточенья в залу и здесь всех ставил на колени перед образом и приказывал просить бога, чтобы он поскорее послал нам братца или сестрицу. Установивши нас и научивши, о чем просить, родитель удалялся к роженице, а мы, соскучившись стоять на коленях, заводили какую-нибудь игру, причем один сторожил, чтобы отец не нагрянул как-нибудь внезапно.
— Идет! идет! — кричит сторожевой и первый бухается на колени.
Остальные, разумеется, делают то же.
— Ну что, молились?
— Молились, папенька.
— Хорошо молились?
— Хорошо, папенька.
— Ну, вот вам бог за это послал братца (или: «сестрицу», если бог послал сестрицу). Вставайте!
Мы встаем и поздравляем отца.
— А с кем, папенька, бог прислал? — решается вопросить кто-нибудь.
— Ну вот, когда вырастешь, тогда узнаешь; а теперь, поди-ка займись чем-нибудь, а глупые вопросы выбрось из головы.
Раз такое появление на свет нового карапуза едва не ввело нас, мальчиков, в большую беду, а именно…
День родов, как нарочно, совпал с днем кулачного боя; мы же, мальчики, постоянно посещали эти бои и считались на них одними из лучших задирал (прежде чем взрослые начинали ломать друг другу бока и сворачивать скулы, обыкновенно с той и другой стороны выпускались малолетки, которые заводили бой, зачинали, задирали). Разумеется, как же отказаться от такого удовольствия? И вот недолго думая мы собрались и махнули! Дело было зимой, так часов после двух. Все шло, по-видимому, наилучшим образом: уже у меня красовался под глазом отличнейший фонарь, и в схватку мы ходили раз пять, — как вдруг налетевший невесть откуда Максим разом выхватил нас из самого пыла битвы.
— Вы, кажется, об двух головах, как посмотрю я на вас! — бурчит Максим, таща нас домой.
— А что? — испуганно спрашиваем мы.
— Как что? Разве не знаете: маменька рожает, тятенька воюет, женский пол уж давно на коленках перед образом стоит, а они спрашивают: что?
По счастью, мы пришли домой в то время, когда отец отправился в баню, к роженице, почему мы, без дальних рассуждений, сейчас же стали в ряд с сестрами на колени, и возвратившийся с известием о благополучном разрешении от бремени отец уже застал нас молящимися, стало быть, исполнившими свое дело. Сердце родителево, при виде такой картины, невольно смягчилось…
Меня отдали в гимназию, и гимназия эта чуть не сразу разрушила наш годами созданный триумвират. Шесть часов ежедневных занятий, новые обычаи и стычки, новые товарищества — все эти причины, в совокупности и порознь, сделали то, что имя главных и страшных братьев-разбойников сначала как будто потускнело, а потом и совершенно потеряло всякую цену в глазах околотка, для которого еще так недавно мы были настоящей грозой. Правда, иногда вырывались кое-какие отдельные случаи, вроде разбития стекол, угона лодки, избиения и проч., но на них так уж и смотрели, как на явления единичные.
— Нет, вы бы прежде посмотрели, что тут было, — вспоминали былое вздохнувшие на свободе обыватели, — так диву надо было даваться!
— Ужли ж хуже теперешнего?
— О-о! что вы! Никакого сравнения с теперешним-то нет. Тут ежели прошел мимо ихнего двора, да в ухо тебе не попало, так благодари всевышнего! Встретил ты их, да не обнесли они тебя всякими черными словами, так свечку ставь! Вот как тут было!..
— Нет, теперь слава богу!
— Теперь, благодарить создателя, совсем полегшало.
А через год, прибавим мы от себя, так и совсем близким к нам обывателям стало легко, потому что и второго брата определили в гимназию, так что пугалом околотка остался только один младший братишка, Семен, — ну, да один в поле не воин!