Бремя империи

Афанасьев Александр

В жизни это выглядит совсем иначе…

Бортстрелки вертолетов, как и все другие солдаты, постоянно тренируются. Попасть из крупнокалиберного или обычного ротного пулемета по движущейся цели очень непросто, а если ты стреляешь по этой самой движущейся цели, находясь в быстро летящем, раскачивающемся в потоках воздуха вертолете – то еще сложнее, для нетренированного человека почти невозможно. Поэтому бортстрелки должны были тренироваться постоянно, не меньше самих летчиков. А поскольку тренироваться настоящими патронами да при настоящем полете на вертолете слишком дорого, в каждой части стоял тренажер – этакий произвольно качающийся станок, пулемет с лазерным имитатором стрельбы и большой экран. А рядом из динамика долбит по мозгам

на полной громкости аудиозапись, сделанная при реальной стрельбе с реального вертолета – крики, мат, вой турбин и адский грохот пулемета. На экране постоянно появлялись те или иные цели, и тренирующийся должен был поражать их в минимально возможное время, с минимально возможным расходом патронов и максимальным процентом попадания. Делать это было сложно – в России не производился аналог шестиствольного «М134» «Миниган», в котором сумасшедшая – шесть тысяч выстрелов в минуту – скорострельность покрывала огрехи стрелка при прицеливании. Обычно использовался тяжелый пулемет «КОРД», имевший свои преимущества – с его помощью можно было остановить даже легкий бронетранспортер или снести угол дома вместе со скрывающимся за ним стрелком. Старший лейтенант Иванков из бортстрелков эскадрильи стабильно был в первой десятке, со своим «КОРДом» он словно сроднился и мог накрыть бегущего человека с двух-трех выстрелов. Но сейчас он подумал, что тренажер все-таки реальной картины не дает – потому что цель на экране не может стрелять в ответ.

Когда вертолет наклонился, идя по широкой дуге над целью, он на какую-то секунду растерялся – вся земля под вертолетом, казалось, расцвела яркими пульсирующими цветками вспышек – стреляли в него.

Оцепенение длилось секунду, не дольше – до тех пор, пока случайная пуля не выбила искру совсем рядом с ним, попав в десантный отсек. Машинально он довернул ствол пулемета, наводя его на пульсирующее в темноте пламя, отсек короткую очередь. Пулемет привычно рыкнул, три пули калибра 12,7 ушли к цели – и пульсирующий огонек погас.

– Падлы!

Старший лейтенант перевел пулемет на следующую цель, на плюющиеся пламенем огоньки, нажал на спуск, пулемет застучал – погасли и они.

– Вот вам!

– Очки надень!!! – кто-то проорал ему в ухо, перекрикивая свист турбин, хлопнул по спине.

Очки… Черт, прибор ночного видения.

Старший лейтенант на секунду поднял руку к шлему, опустил очки – и черно-желтая панорама под ним превратилась в причудливое полотно, написанное всего двумя красками – всеми оттенками зеленого и ослепительно-белого – такой ослепительно-яркий, белый цвет не передаст на своем полотне ни один, даже самый талантливый, художник.

А еще Иванов увидел, как прямо по курсу двое – они стояли совсем рядом друг с другом на расстоянии вытянутой руки – поднимают длинные, лежащие на плече трубы с утолщениями с торца.

– Получай!

Стая светлячков метнулась к изготовившимся к стрельбе гранатометчикам, врезалась в темные фигурки – и они упали ничком там, где стояли, как маленькие марионетки, у которых разом обрезали все веревочки.

– Вот вам!

Десантная группа, вертолет Шесть-один

– Готовность к сбросу!

– Готовы! – проорал в ответ фельдфебель.

Вертолет замедлился, нос его слегка приподнялся, как будто норовистый конь, которому дали удила, встает на дыбы…

– Тросы!

Заранее стравленные с лебедок и смотанные у порожков тросы летят вниз. Пулеметы с обеих сторон десантного отсека стучат не переставая, в какофонию из грохота вертолетных винтов и стук пулеметов вплетается басовитый рев тридцатимиллиметровой пушки с вертолета прикрытия. Когда она стреляет – кажется, что новогодние ракеты с фейерверка летят к земле, ударяются об стены, взрываются об них…

– Пошли!

Трос обжигает руки – времени спускаться нормально нет. Все, кто есть внизу, одержимы только одним желанием – убить тебя, и каждая

секунда, когда ты находишься на тросе, между землей и десантным отсеком вертолета, – это время, когда ты уязвим. Смертельно уязвим.

Ноги привычно спружинили, ударившись об землю, пули свистели совсем рядом, с металлическим дребезгом врезались в выгоревшие остовы машин, с чвяканьем впивались в стены. Но фельдфебель Чижик – известный на всю шестьдесят шестую своей смешной фамилией и еще более смешными розыгрышами сослуживцев, был как заговоренный. Отбросив в сторону трос, он метнулся под прикрытие того, что еще недавно было машинами, подхватил автомат, начал бить по вспышкам в конце переулка, прикрывая своих. Сверху в пылающий ад спускались все новые и новые тени, ответный огонь десантников становился все плотнее – но боевиков здесь было слишком много, только здесь, на этом участке, не меньше пары сотен. Попав между двух огней – между все еще сопротивляющимся зданием министерства и высаженной в тылу группой десантников-спасателей, – они свирепо огрызались огнем, переулок превратился в сущий огненный проспект, расчерченный летящими в обе стороны трассирующими пулями. И посреди этого проспекта, метрах в двадцати от десантников, угрюмо темнела черная туша вертолета, принимая значительную часть пуль на себя…

– Сброс закончен!

– Вперед! – Фельдфебель, как всегда, пошел первым…

Старший лейтенант Александр Воронцов

Наверное, это и есть судьба. В данном случае – судьба воина, судьба, когда можешь помочь своим, когда можешь спасти кого-то от смерти. Пусть даже подарив смерть другим. Надо сказать – смерть легкую и почти безболезненную…

– Оставаться на месте!

Черт, это же вертолет… Больше нечему. Сбит вертолет…

Вскинул винтовку – и обомлел. Совсем недалеко, метрах в семидесяти передо мной и ниже, вскочил с крыши человек, что-то крича и потрясая длинной трубой – в ночной прицел я распознал разряженный гранатомет. Вертолет падал – но падал управляемо, последнее, что сделал пилот, – это направил его в узкий переулок так, чтобы вертолет лег как раз по нему. Впереди затрещало, грохнуло, по сторонам полетели обломки лопастей – но мне было не до этого. Через прицел я смотрел на пляшущего человека с гранатометом.

Радуешься, гад… А сейчас и я обрадуюсь.

Подвел красную точку как раз на голову человека, плавно дожал спуск. Винтовка отдала в плечо, тихо стукнул выстрел, черная голова на зеленом поле прицела вдруг взорвалась, разом потеряла четкие очертания, небольшое облачко вырвалось из нее – и гранатометчик, так и не успевший насладиться победой, полетел вниз с крыши.

Вот и порадовался…

– Спрячьтесь! Сейчас здесь такое начнется, что света белого не взвидите! Прячьте детей и прячьтесь сами!

– Что…

– Прячьтесь, я сказал! Сейчас здесь ад кромешный будет!

Что такое десантная спасательная операция, я знал – несколько вертолетов в карусели, бортстрелки, стреляющие по всему, что движется. Тут не рассуждают – тут тупо стреляют, прикрывая шквалом огня находящихся на земле сослуживцев из десантной группы. Промедлишь хоть на секунду – и твой вертолет будет лежать рядом со сбитым. Хорошо, если хватит ума не стрелять ПТУРами – они целые этажи гробят вместе со всеми, кто там есть…

– Ротмистр, за мной! А вы прячьтесь, пока не поздно!

Десантная группа, вертолет Шесть-один

Черная труба проулка с разрезающими ее обезумевшими светлячками пуль, молнии трассеров, бьющие по стенам, искрами рикошетящие, утопающими в черной туше упавшего вертолета. Вертолет мешал всем – он мешал ведущим огонь по десантировавшейся спасательной группе террористам, но он мешал и десантной группе вести ответный огонь. Пока. Потом террористы подберутся ближе… Пока в десантной группе потерь не было (царапины – не в счет), но это только – из-за вертолета…