Бремя империи
Шрифт:
Государь помолчал…
— Но и привечать на своей земле бандитов и убийц, выращивать заразу, чтобы разнести ее по всему миру, точить нож, чтобы вонзить его в спину соседу, — это тоже… неправильно.
Перед выходом участники совещания столпились у двери — было принято, что Государь провожал их, пожимая руку каждому. Неизвестно, откуда пошел этот обычай, но со времен Александра Четвертого было именно так.
Когда руку протянул адмирал Николай Воронцов, государь задержал ее в своей руке, тихо сказал: «Задержитесь…» Адмирал отошел в сторону, дожидаясь, пока церемония закончится…
— Мемориал контр-адмиралу Нетесову готов? — без предисловия спросил государь.
— Место подобрано, проект пока не утвержден…
—
Адмирал Воронцов четко, как на параде, вытянулся, отдал честь, принял согнутый вдвое лист. Открыл он его уже в своей машине, по дороге в Адмиралтейство — не удержался. На белом глянце бумаги антрацитом чернели строки…
Пока есть такие офицеры, как вы, я спокоен за судьбу России.
Александр.
Возмездие
Оперативное время минус сто пятьдесят восемь часов сорок одна минута
Украина, Прилуки
Восьмая тяжелобомбардировочная эскадра
Август 1992 года
Конец лета…
Время собирать урожай… И посеявший ветер да пожнет бурю.
Легкий ветерок задул, веселясь и играясь, поднимая придорожную серую пыль, закручивая легкомысленные вихри и тут же их разрушая, самонадеянно стремясь победить тяжелое, плотным ватным одеялом окутавшее землю марево. Конец августа был для этих мест непривычно жарким, хлеба убрали рано, и теперь золотистое жнивье не могло защитить землю от не по-августовски жаркого, совсем летнего солнца. Жарким обещал быть и этот день — уже в восемь часов утра по местному одинокий путник, случись ему оказаться на дороге, задумывался о том, где бы найти живительную тень…
Трехдверный, грозно выглядящий из-за хромированного обвеса внедорожник с откидным верхом свернул с трассы на вымощенную бетонными плитами дорогу. По левую сторону от трассы желтела стерня — зерновые здесь уже убрали, а по правую… по правую была только тонкая белая линия на горизонте. Трассу от этой тонкой белой линии отделяло поле выцветшей бледно-зеленой травы — на этом поле на удивление не росло ничего, ни деревьев, ни кустарников — только чахлая неухоженная трава на истрескавшейся от жара земле. И длинный бетонный забор вдалеке — когда едешь по этой вымощенной бетонными плитами дороге, забор постепенно вырастает и вблизи уже закрывает большую часть неба — высота его составляет ровно четыре метра, это если не считать кинутых поверху витков блестящей, выглядящей как новенькая режущей проволоки, да неприметных изоляторов системы «Кактус» — электрической системы охраны периметра, из-за которой каждый день какой-нибудь бедолага из батальона охраны базы едет на велосипеде около этого забора, тянущегося, кстати, на многие километры, и собирает в большой пластиковый мешок трупики птиц. Потом эти трупики сжигают на костре на всякий случай — ежедневное жертвоприношение богу по имени «секретность», весьма вонючий, надо сказать, фимиам. Обычно собирать трупики погибших от удара током птиц посылают того, кто в чем-то провинился — наряд «у забора» считается равным наряду по очистке канализации.
Водитель внедорожника ловко — что выдавало в нем опытного и уже не раз побывавшего на этой базе человека — повернул руль, объезжая большую трещину прямо посреди дороги в одной из плит. Об этой трещине знали только местные — и у командования никак не доходили руки ее заделать. Было не до того, хотя трещине этой было больше месяца. Справившись с этим препятствием, внедорожник продолжил свой путь к воротам базы…
Ворота базы в Прилуках сами по себе представляли достойное восхищения сооружение. Они были двойные — ворота на рельсах, откатывающиеся влево, и здоровенная, в две человеческие руки, кованая балка-засов, откатывающаяся вправо, причем независимо от ворот. Такое сооружение невозможно было прошибить, даже направив на таран тяжелый грузовик — фуру. Кстати, на учениях это проверили — действительно нельзя.
Человек ловко затормозил прямо у ворот базы, достал висящий на металлической цепочке на шее пропуск — он был похож на банковскую микропроцессорную карту, только на нем была фотография его владельца и не было ни фамилии, ни имени, ни отчества, ни должности, ни звания — только дополнительный штрих-код для перемещения в пределах базы и странный, двадцатизначный номер.
Водитель, ехавший всю ночь и подъехавший в этот ранний, неурочный час к воротам базы, был среднего роста, пожилой, с белесыми, будто выцветшими глазами и красным лицом. Хотя эта краснота не имела никакого отношения к пьянству, просто этот человек не мог загорать, под солнцем он обгорал, превращался в вареного рака, покрывался волдырями — а загореть не мог. Одет был этот человек в светло-серую рубашку с коротким рукавом, такого же цвета легкие летние брюки, рядом с ним, на пассажирском сиденье, валялась шляпа-панама с широкими полями. В целом, человек этот выглядел весьма безобидно и походил на недавно вышедшего на пенсию удачливого и хорошо зарабатывавшего приказчика.
Навстречу остановившейся перед воротами машине через узкую калитку в двери вышел невысокий неопрятный коренастый капитан в старой, застиранной форме. На вид ему было лет сорок, и смахивал он на обычного интенданта, если бы не одно «но» — в руках он держал автомат со снятым ремнем, и держал его так, что мог мгновенно открыть огонь.
— Господин генерал? — Капитан улыбнулся, стоящую на КП машину он знал и сидящего в ней человека тоже. — Говорили, вы в отпуске…
— Какой отпуск… — с беззаботным видом махнул рукой тот, кого назвали генералом. — Нам, милостивый государь, отпуск нормальный только на бумаге полагается, а так, если три дня не дергают, и то в радость. Всю ночь до вас ехал…
Знакомство знакомством, а служба службой — капитан достал из кармана какой-то прибор с кнопками и прорезью, протянул генералу. Генерал прокатал через прорезь свой пропуск, на память набрал код доступа. Небольшая лампочка мигнула зеленым.
— Кроме вас, в машине есть кто-нибудь?
— Никого, только шляпа моя. Проверите?
— Не стоит, — улыбнулся капитан, — сейчас откроем. С приездом…
Если бы кто-то увидел приехавшего рано утром на базу человека через час после его приезда — то он никогда не смог бы его принять за вышедшего на пенсию приказчика. Аккуратный, ни единой складочки темно-синий мундир с повседневными погонами генерала от авиации, длинный ряд наград — победы в различных конкурсах, организуемых в ВВС, в том числе особо ценимый на этой базе значок «Бомбардир-снайпер», выглядывающий из кармана белый треугольник туго сложенного платка, аккуратная прическа, сосредоточенный взгляд.
Генерал от авиации Владимир Михеевич Останин, начальник «группы математического анализа и планирования» — так в ВВС назывался центр, занимавшийся самыми передовыми направлениями в области усовершенствования как самих самолетов, так и тактики их применения, — находился в заглубленном больше чем на двадцать метров штабном бункере базы, внимательно разглядывая лежащую на столе карту. Он смотрел на эту карту уже пятнадцать минут. Отметив красным маркером цель, он встал над картой, как бильярдист над зеленым сукном — и так стоял, молча и неподвижно. Остальные находящиеся в бункере офицеры, в том числе и командир базы в генеральском звании, боялись даже пошевелиться, чтобы не сбить ход мыслей мастера.