Бремя одежд
Шрифт:
Грейс нажала на стартер; когда ее нога отпустила педаль газа, и шум мотора стих, она услышала:
– Невероятно, просто невероятно. Что могло так изменить тебя?
– Ах, Дональд! – сквозь зубы проговорила Грейс, – ради Бога, не будь таким лицемером, – она подалась к нему и, когда ее лицо оказалось буквально в нескольких дюймах от лица Дональда, прошипела: – Ты, черт тебя подери, изо всех сил стараешься, чтобы люди в твоей церкви не боялись исповеди, верно? Так вот: я советую тебе показать пример и первым покаяться перед самим собой. Тогда узнаешь… что
– Грейс, подожди. Умоляю тебя, подожди. Машина выехала из гаража; возле кухонной двери стояла миссис Бленкинсоп. Она улыбнулась Грейс, та улыбнулась в ответ и даже помахала рукой. Потом проехала по аллее, вывела машину за ворота, на главную дорогу. Прочь, прочь – она больше никогда не вернется сюда.
Аджи занялась машиной Грейс не сразу. Сначала она пошла в свою рабочую комнату и торопливо написала письмо. Потом отвела автомобиль в глухой переулок, где находился гараж, переоборудованный из конюшни, поставила машину рядом со своей и поспешила по главной улице к почтовому ящику. Возвращаясь домой, она размышляла: «Завтра он получит письмо с первой почтой. Сегодня среда. К пятнице должен прийти его ответ, а на уик-энд надо уже что-то решать. Если, конечно, он не струсит… свинья этакая…»
На следующее утро в половине двенадцатого в дверь дома тети Аджи позвонили. Удивление женщины было неописуемым: открыв дверь, она увидела на пороге «свинью этакую» собственной персоной.
Эндрю Макинтайр был в коричневом костюме, тщательно вычищенных ботинках на толстой подошве, в руках он держал шляпу.
– Я получил ваше письмо, – как всегда, он был лаконичен и сразу перешел к делу.
– Прилетели самолетом? – так же лаконично поинтересовалась тетя Аджи.
– Нет, приехал на велосипеде. У меня сегодня выходной Аджи осмотрелась. Грейс нигде не было видно, и тетя быстро проговорила:
– Заходите. Вот сюда, – она указала на комнату слева. Потом, закрыв дверь парадного входа, она поглядела на лестницу, после чего последовала за гостем.
Она села за рабочий стол и коротко сказала:
– Садитесь.
Когда Эндрю сел, Аджи посмотрела ему прямо в глаза и произнесла:
– Н-да! – Потом добавила: – Хорошенькое дело. Вы знаете, как вас можно назвать после всего этого, верно?
Аджи дернула головой в сторону гостя и, когда тот не ответил, продолжила:
– И что вы можете сказать в свое оправдание? Думаю, ничего.
– Мне много есть чего сказать, но я подожду, пока вы закончите.
«Н-да!» – повторила женщина, на этот раз про себя, выпрямилась и стала внимательно рассматривать молодого человека. Он вовсе не производил впечатления слабого в коленках юнца, но Аджи решила не уступать. Сейчас я скажу тебе пару ласковых слов, подумала она.
– Хорошо, тогда начну я. Как это понимать? Вы… – тут она замолчала, подыскивая нужное определение. Сказать «изнасиловали мою племянницу» она не могла, «обманули замужнюю женщину» тоже отпадало: Грейс сама призналась, что она не просто хотела этого – очень хотела. Но Аджи должна была как-то закончить фразу, поэтому она сказала: —…ломаете жизнь моей племяннице.
– Я не ломаю ей жизнь – это произошло в тот день, когда она вышла замуж за этого человека.
Аджи не сказала: «Я не хотела, чтобы она выходила за него; если бы я могла, я бы ее остановила». Вместо этого она резко проговорила:
– Никто не мог ничего сделать, она была влюблена. Втрескалась в него по уши.
– Что она понимала в любви? Она ничего, кроме школы-то, и не видела.
– Сколько вам лет?
– Двадцать четыре.
Аджи удивилась: ее собеседник выглядел моложе.
– Ну, я полагаю, вы знаете о любви все, и на его месте проявили бы себя куда лучшим мужем.
– Да, так оно и было бы Я бы сейчас это доказал, но не всегда делаешь то, что тебе хочется, – в первый раз за все время Эндрю отвел глаза, и в его голосе зазвучали теплые нотки. – Мне жаль, что все так получилось.
– Да? – Аджи подняла брови. – Вы хотите сказать, что теперь идете на попятную?
Он быстро перевел взгляд на женщину.
– Нет, я не иду на попятную, как вы выразились, но есть обстоятельства… – он облизнул губы. – У меня нет денег. В конце недели я останусь без работы, я уже предупредил Тула, что ухожу от него. А мне надо содержать родителей.
Аджи кивнула своей маленькой головкой.
– Угу. Перспективы блестящие, верно? И как вы полагаете, что нам теперь делать с…
Эндрю поспешно поднялся.
– Я не хочу, чтобы… мы… что-то делали, – перебил он – Это дело только ее и мое.
– Ну, по крайней мере, я могу сказать одно: денег у нее хватит на вас обоих, – сузившимися глазами она пристально смотрела на него.
– Нет, ей не придется тратить их на меня.
Его тон заставил Аджи чуть понурить голову, но в следующий момент она резко вскинула ее и спросила:
– Значит, вы не забираете ее к себе?
– Я не забираю ее к себе.
Аджи встала из-за стола и, подняв голову, снизу вверх посмотрела на Эндрю.
– Тогда позвольте спросить: что вы собираетесь делать? – сердито поинтересовалась она.
– Я собираюсь остаться там, где живу.
– Вы хотите сказать, что собираетесь остаться?.. – женщина не закончила. – Но она не вернется к мужу. Что вы на это скажете?
Аджи заметила, что кожа вокруг рта Эндрю побелела.
– Это ее дело, – проговорил он.
Затем, резко втянув воздух, спросил:
– Можно мне сейчас ее увидеть?
Аджи смотрела не него еще какое-то время. Она не смогла понять этого человека. Все произошло вовсе не так, как она предполагала. Она считала, что после предварительной беседы, после того, как накал эмоций поостынет, они сойдутся на том, что Эндрю и Грейс обзаведутся где-нибудь фермой – ее деньги легко позволили бы ему вести собственное хозяйство. Но он заявил, что не собирается уезжать из Декфорда.
Не сказав ни слова, Аджи покинула гостя. Однако когда она поднялась на второй этаж и вошла в комнату Грейс, слова, обгоняя друг друга, потоком полились из нее.