Бремя страстей человеческих
Шрифт:
— Я пригласил Гриффитса завтра с нами пообедать, — сказал он.
— Вот и хорошо. Я давно хотела с ним познакомиться.
В воскресенье вечером все увеселительные места были закрыты, и Филип боялся, что она соскучится, если пробудет целый день наедине с ним. Гриффитс — человек веселый, он им поможет скоротать вечер, а Филип любил их обоих, ему хотелось, чтобы они познакомились и понравились друг другу. Прощаясь с Милдред, он сказал:
— Осталось до отъезда всего шесть дней!
Они сговорились, что в воскресенье поужинают на галерее в «Романо» — кормили там отлично, и вид у ресторана
— Вот неаккуратный, черт! — сказал Филип. — Наверно, признается в любви одной из своих бесчисленных пассий.
Но вот появился Гриффитс. Он был красивый парень — высокий, стройный, с хорошо посаженной головой, что придавало ему победоносный вид; его кудрявые волосы, дерзкие, но ласковые синие глаза и яркий рот не могли не нравиться. Филип заметил, что Милдред поглядела на его друга благосклонно, и почувствовал какое-то непонятное удовлетворение. Гриффитс улыбнулся им обоим.
— Я так много о вас слышал, — сказал он Милдред, пожимая ей руку.
— Наверно, меньше, чем я слышала о вас.
— Но зато ты не слышала о нем ничего лестного, — сказал Филип.
— Воображаю, в каком он представил меня свете!
Гриффитс захохотал, и Филип заметил, что Милдред обратила внимание на его ровные белые зубы и обаятельную улыбку.
— Да вы уж вроде как старые друзья, — сказал Филип. — Я и в самом деле столько рассказывал вам друг о друге.
Гриффитс был в радужном настроении: он выдержал последние экзамены, получил диплом и только что был принят ординатором в одну из больниц северного Лондона. Ему надо было приступить к работе в начале мая, а пока он собирался съездить домой отдохнуть; это была его последняя неделя в Лондоне, и он намеревался повеселиться вволю. Он сразу же стал болтать забавную чепуху, что всегда восхищало Филипа, потому что сам он был на это не способен. В том, что Гриффитс говорил, не было ничего интересного, но живость придавала его болтовне какое-то остроумие. Он словно излучал жизненную силу, которая покоряла всех, кто с ним сталкивался; она была почти осязаема, как физическое тепло. И Милдред в этот вечер так оживилась, что Филип ее не узнавал, ему было приятно, что его маленькое празднество так удалось. Милдред очень развеселилась. Она хохотала все громче и совсем позабыла ту светскую сдержанность, которую так упорно себе прививала.
Гриффитс заявил:
— Знаете, мне ужасно трудно вас звать миссис Миллер. Филип всегда вас зовет просто Милдред.
— Надеюсь, что она не выцарапает тебе глаза, если и ты будешь звать ее просто Милдред, — засмеялся Филип.
— Тогда пусть и она зовет меня Гарри.
Филип молча прислушивался к их болтовне и думал, как хорошо видеть рядом с собой счастливых людей. Время от времени Гриффитс его добродушно поддразнивал за то, что он такой невеселый.
— Ей-Богу, Филип, он тебя просто любит! — улыбнулась Милдред.
— А что, старик у нас не так уж плох, — сказал Гриффитс и весело потряс Филипу руку.
Казалось, Гриффитса еще больше украшало то, что он привязан к Филипу. Все трое пили редко, и вино сразу ударило им в голову. Гриффитс стал еще разговорчивее и так разошелся, что Филип, смеясь,
— Господи, как быстро пролетел вечер! Мне казалось, что сейчас не больше половины десятого.
Они встали, и, прощаясь с Гриффитсом, Милдред сказала:
— Я завтра собираюсь к Филипу пить чай. Если хотите, можете заглянуть тоже.
— Ладно, — ответил он, улыбаясь.
По дороге домой в Пимлико Милдред не могла говорить ни о чем, кроме Гриффитса. Ее совсем покорили его красивая внешность, хорошо сшитый костюм, приятный голос, остроумие.
— Ну, я рад, что он тебе понравился, — сказал Филип. — А помнишь, как ты фыркала, когда я хотел вас познакомить?
— Это очень мило с его стороны, что он тебя любит. Хорошо, что у тебя есть такой друг.
Она Подставила Филипу губы. С ней это случалось редко.
— Вот сегодня я повеселилась. Большое тебе спасибо.
— Ах ты, дурочка, — засмеялся он, до того тронутый ее благодарностью, что на глаза у него навернулись слезы.
Она отперла свою дверь, но, прежде чем войти, снова обернулась к Филипу.
— Скажи Гарри, что я от него без ума.
— Хорошо, — рассмеялся он. — Спокойной ночи.
На следующий день, когда они пили чай, вошел Гриффитс. Он лениво опустился в кресло. В неторопливых; движениях его крупного тела было что-то необычайно-чувственное. И, хотя Филип больше молчал, а остальные двое болтали без умолку, ему было приятно. Он так любил их обоих, что не было ничего удивительного, если они полюбились друг другу. Филипа не беспокоило, что Гриффитс поглощал все внимание Милдред, — ведь вечером они останутся вдвоем; он вел себя, как любящий муж, который настолько уверен в привязанности жены, что его забавляет, когда жена невинно кокетничает с кем-то другим. Но в половине восьмого он поглядел на часы и сказал:
— Нам пора идти ужинать.
Наступило молчание. Гриффитс явно не знал, как ему поступить.
— Ну что ж, я пойду, — сказал он в конце концов. — Вот не думал, что уже так поздно.
— Вы сегодня заняты? — спросила Милдред.
— Нет.
Снова наступило молчание. Филип почувствовал, что все это начинает его раздражать.
— Я пойду умоюсь, — сказал он и добавил, обращаясь к Милдред: — Хочешь помыть руки?
Она ему не ответила.
— Почему бы вам с нами не поужинать? — спросила она Гриффитса.
Тот поглядел на Филипа и поймал его мрачный взгляд.
— Да я ведь только вчера с вами ужинал, — сказал он со смехом. — Боюсь вам помешать.
— Да что вы, — настаивала Милдред. — Уговори его с нами пойти, Филип. Он ведь нам не помешает, правда?
— Если хочет, пожалуйста, пускай идет.
— Ну что ж, ладно, — сразу же согласился Гриффитс. — Я сейчас сбегаю наверх и приведу себя в порядок.
Как только он вышел из комнаты, Филип сердито спросил Милдред:
— С какой стати ты позвала его с нами ужинать?