Бремя тела
Шрифт:
— Заткнитесь! — крикнула она компании парней, шедших позади. — Заткнитесь, слышите меня?
Парни замолчали, а после того как Ксения отвернулась, перешли на другую сторону проспекта и продолжили разговор о том, какой вентилятор лучше поставить на компьютер, чтобы он не перегревался и не зависал от этого. До Ксении же доносились обрывки совершенного иного разговора, она закрыла уши холодными, замерзшими и посиневшими на утреннем морозе руками.
В общежитии было темно, хотя лампы горели как обычно. Ксения прошла через проходную: в каморке у Бурласовой сидел мужичок с усами, с покрасневшим от выпивки лицом. Он рассказывал Бурласовой
— Это ты? — спросила Ксения, не до конца понимая, к кому она обращается.
— Конечно, я! — прозвучало из темноты, и снова раздался громкий смех. — Что, Ксюша, вот ты и свободна, как и все остальные, сбросила бремя тела. Помнишь, про него заливала тебе эта твоя несостоявшаяся спасительница, Вероника Петровна, шарлатанка, три класса образования. Ничем она тебе не помогла. Ну да, дала ты ему. И что теперь? Радуйся! Так сейчас живут все! Это вкус жизни, это двадцать первый век. Кстати, как тебе секс? Понравилось? Ну, не стесняйся, расскажи, очень любопытно. Понравилось или нет? Никто ведь не узнает, Ксюша. Ну, понравился секс? Хочешь еще?
XV
В ее просторной, но довольно душной палате на подоконнике стояла в керамическом горшке герань. За окном трещали февральские морозы, днем обманчиво заливая палату ярким солнечным светом. На свету ее каштановые волосы казались седыми. Они и по правде были седыми — стали такими после того как Ксения два дня подряд вместо института с самого утра бежала в церковь и возвращалась оттуда лишь к ночи. На ее щеке огромный синяк — это она во сне принялась биться головой о стену, повторяя: «Господи, забери мои силы, Господи, прости». А потом встала, принялась шарить по комнате, нашла у Нади в тумбочке бутылку водки, припрятанную Саней, и попыталась залпом ее выпить, пока Надя, на ходу вызывая по телефону скорую, бежала вниз, чтобы позвать дежурного вахтера.
— Ой, как темно! — сказала она приехавшему по вызову врачу, когда тот измерял у нее температуру и давление.
Температура была нормальной, тридцать шесть и восемь. Бутылка водки стояла на тумбочке, и врач посматривал на нее, соображая, может ли такое твориться с девушкой, выпившей грамм пятьдесят спиртного, или нет.
— Забирайте ее, заразные и буйные мне здесь не нужны! — заявила дежурившая вторые сутки подряд Бурласова. — С чего она такая, мне не знать, но здесь же полно вокруг народу! Все хотят выспаться, а она орет уже полчаса, пока я здесь. А сколько до этого орала, не представляю! Все, разговор окончен, забирайте!
Врач нехотя позвонил куда-то и долго выяснял, какая больница дежурная: «Да я насчет Пряжки или Степашки спрашиваю, посоветуй, куда везти, буйная у меня здесь отыскалась, сама иногородняя. Нет, транспорт оттуда ждать некогда, администрация напирает, чтобы мы ее отсюда увозили. Слушай, я двадцать лет работаю, и грипп от психического отличаю».
Ксения не сопротивлялась. Да и если бы даже захотела, то не смогла. Она ничего не ела с момента того самого ужина в отеле с Георгием и в следующий раз поела уже утром в больнице, большую тарелку ячневой каши.
Врач скорой оказался прав, это не был грипп, которого все в общежитии так боялись.
— Шизофрения, — сказал заведующий отделением приехавшей через два дня из Череповца матери Ксении. — Более подробно смогу сказать через пару-тройку дней, когда обследуем получше. Обострилась, бедняга. А раньше вы за ней ничего такого не замечали? Кажется, она помешана на сексе и на том, что у нее больше нет сил сопротивляться неясно чему. Молодежь нынче такая, ниже пояса только и живет.
— Нет, — испуганно ответила мама Ксении. — Знаете, у нее и парня-то не было. Даже не представляю, что могло случиться.
— Бывает, вы не расстраивайтесь, — с несколько наигранной снисходительностью произнес врач. — Может, предрасположенность была, может, у кого-то в роду в скрытой форме была, а вот у нее обострилось. Учеба, нагрузки, чужой незнакомый город, стресс, этому многое способствует. Тем более из института к нам пришла справка, что ваша Ксения учится на одни пятерки, старается.
— А забрать ее в Череповец?
— Зачем? — пожал плечами врач. — Мы ее здесь подлечим, поймем, в чем дело, через пару недель симптомы снимем, таблетки выпишем, будет принимать и спокойно учиться себе, где и училась. Вы, мамочка, не волнуйтесь. И ей не показывайте, что волнуетесь. Да и ничего страшного нет, у нас шестьдесят процентов населения психическими расстройствами страдает, но ничего, ведь живут люди, работают, учатся.
Черного пятна, спускающегося с потолка и тянущего к ней свои руки, Ксения больше не видела — в этом врач был абсолютно уверен. Лекарства не могли не подействовать.
Ксения смотрела в окно, на занесенный снегом больничный парк и на высокую кирпичную трубу, возвышавшуюся из-за соседней с их корпусом низенькой пристройки. Обыкновенный больничный колорит, в котором Ксения старалась усмотреть нечто удивительное и необычное, оно, по ее мнению, обязательно должно было отыскаться. Соседи по палате просили Ксению отойти от окна: они лежали на своих койках после принятия лекарств и читали. Читала и Ксения — «Лунный камень», растрепанную, с подклеенным корешком, взятую на посту у медсестер книгу. Ей было легко, она читала неторопливо и вдумчиво.
В том, что черная субстанция оставила в покое Ксению, врач, конечно, заблуждался. Изредка пятно снова появлялось. Ксения залезала на свою кровать и старалась накрыться одеялом с головой и так просидеть как можно дольше. Когда она увидела пятно у себя над головой в третий раз, то, вместо того, чтобы пугаться, сделала вид, что не замечает его, как и ее соседки по палате. Она не стала прятаться, а подошла к окну. За окном, закрытым решеткой из тонких металлических прутьев, вовсю резвились воробьи. А внизу, в парке, опираясь на скамейку, стоял Ксива.