Бремя вины
Шрифт:
— И сколько же их было? — перебил я его.
— Три. — Шериф продолжал торопливо рассказывать. — Тридцать второго калибра. Парни из лаборатории криминалистики облазили дом вдоль и поперек, но ничего не нашли.
— Хорошее начало, — мрачно отметил я.
— Ты же знаешь, Уилер, — сердито произнес шериф, — что невозможно найти то, чего нет.
— Я был бы вам очень признателен, шериф, если бы вы перестали повторять мне прописные истины, — огрызнулся я. — Все утро вы только и делали, что говорили мне то, что я и без вас знаю.
— Извини меня, Уилер. — Шериф немного отодвинул стул назад. — Я виноват перед тобой.
Я не поверил собственным ушам, однако, глянув в лицо Лейверсу, убедился, что не ослышался. Весь его облик выражал полнейшее смирение, и даже в подбородках проглядывало что-то виноватое.
— А что еще произошло за время моего отсутствия? — небрежным тоном спросил я.
— Ничего особенного. Я велел организовать слежку за Кингсли, Кордианом и Стрэченом. Если кто-нибудь из них попытается улизнуть из города, то далеко не уедет.
— А что слышно о Джо Дана и Фишере? — спросил я. — Вы напали на их след?
Шериф огорченно покачал головой:
— Я послал на Лысую гору две патрульные машины с заданием опрашивать всех проезжающих. Но никаких новостей от них не поступало.
— Когда состоятся похороны сержанта Полника?
— Послезавтра. Все уже организовано — почетный караул и все прочее. Мы продумали все детали, Уилер.
На лице шерифа появилось какое-то своеобразное выражение, вроде натянутой улыбки, какую я незадолго до этого видел у Аннабел. И меня вдруг охватила паника. Правда, я не сразу догадался, что это он просто улыбается, — с его многочисленными подбородками до этого не сразу доходишь.
— Я думаю, что сейчас тебе пока нечего делать, Эл.
Иди-ка ты домой и отдохни.
— Но я ведь только недавно проснулся, вы что, забыли? — осклабился я. — Ведь вы же сами велели усыпить меня, действуя чисто гестаповскими методами, а потом отправили домой на «скорой помощи»!
— Ты же сказал, что не обижаешься на меня, Уилер! — Лицо шерифа посерело. — Помнишь?
— Конечно, — кивнул я. — Но чрезмерная забота настораживает, правда?
— Правда, — быстро ответил Лейверс.
— Вы ведь знаете, что нужно делать, шериф? И так же знаете, как обстоят дела на самом деле?
— Конечно, — трясущимся голосом ответил Лейверс.
За каких-то восемь часов мир словно перевернулся — я совсем перестал понимать, что происходит. Секунд тридцать я просто сидел, не говоря ни слова и наблюдая за лицом шерифа. Поначалу оно отражало лишь малодушный страх, который постепенно сменился настоящим ужасом. И тут-то наконец до меня дошло, в чем дело.
— Вы что, боитесь меня, шериф? — мягко спросил я.
— Боюсь тебя, Уилер? — Лейверс соединил пальцы в замок, чтобы они не дрожали. — Какая чушь! С чего это мне тебя бояться?
— Но ведь вы боитесь, — медленно произнес я. — И Аннабел Джексон тоже. Если бы раньше я произнес хотя бы десятую часть того, что наговорил вам сегодня, вы бы своими руками вышвырнули меня из своего кабинета!
— Ну что ты, лейтенант! — Его смех напомнил мне прощальный крик лебедя, которого живьем бросили в кипяток. — Неужели я такой изверг?
— Раньше вы могли меня обмануть, но теперь я все понял, — искренне сказал я. — Послушайте, а может, док Мэрфи вколол мне по ошибке другое лекарство?
То есть вместо того, чтобы сделать мне инъекцию снотворного, он ввел мне что-то другое? — Я наклонился вперед. — Какое-нибудь лекарство, которое еще только проходит проверку, а? И которое док еще не пробовал на людях.
— Уилер! Какое же у тебя буйное воображение! — Шериф вытащил из нагрудного кармана платок и энергичным движением вытер лицо. — Конечно же нет! Нас волновало только состояние твоего здоровья. Ведь тебе пришлось столько перенести!
— А вы уже получили стенограмму процесса над Стенсеном? — неожиданно вспомнил я.
— Да-да, получили! — выпалил Лейверс и, порывшись в бумагах, лежавших на столе, протянул мне толстый конверт из манильской пеньки. — Забирай его домой и тщательно изучи. Может быть, там содержится ключ к разгадке всего этого дела!
— Спасибо, — ответил я. — Так я и сделаю.
Когда я вышел из кабинета шерифа, Аннабел Джексон сделала вид, что не замечает меня, но я был уверен в обратном. Наверное, она так ведет себя не без причины. Когда я появился, она сидела за машинкой и, в ярости нажимая на клавиши, печатала. А тут вдруг повернулась ко мне боком, скрестила ноги и, положив руки на колени, опустила глаза. Я вышел на улицу и направился туда, где еще ранним утром оставил свою машину. На душе у меня было мерзко — может быть, сам того не зная, я стал переносчиком какой-нибудь заразной болезни — чумы, например, и поэтому все от меня шарахаются.
Я вернулся к себе домой и, прихватив с собой бутылочку виски, уселся читать стенограмму процесса над Стенсеном. Когда я закончил, на улице уже стемнело, а желудок ныл от голода.
Я налил себе еще виски, надеясь, что спиртное заглушит боль. Я никак не мог поверить, что только что прочитанное происходило на самом деле. Не удивительно, что судья отпустил несколько язвительных замечаний по поводу поведения защитника на суде! Поначалу все шло гладко — Кингсли так организовал защиту, что ни у кого не возникало сомнений, что Стенсен будет оправдан. И вдруг, когда судебное разбирательство уже близилось к завершению, Кингсли словно подменили — он потерял всякий интерес к своему подзащитному.
Адвокат отмолчался, когда прокурор и один из свидетелей обвинения выступили с убийственной характеристикой Стенсена. А когда свидетели защиты дали прокурору показания, противоположные тем, что дали ранее адвокату, — а такое во время процесса случилось трижды, — Кингсли даже не потрудился произвести повторный опрос. Несколько раз судья прямо спрашивал его, не хочет ли он еще раз опросить свидетелей, на что Кингсли отвечал отказом. Накануне вынесения приговора судья дважды призывал Кингсли действовать в интересах своего клиента. Но тщетно. Вывод напрашивался сам собой — Кингсли преднамеренно отдал Стенсена на съедение волкам. Но почему? У меня промелькнула мысль, что Стенсен в своей камере тоже, наверное, ломает голову над этим вопросом. И тут зазвонил телефон.