Бремя Власти
Шрифт:
— Мы на задании, — попытался воззвать к разуму друга Ярик.
— Так наше желание супротив него не идет, вон и остальные подтягиваются, мы лишь чуточку ближе подойдем, так чтобы я услышать мог, — тут же ответил Ялбу.
Что-что, а в умении подвести теоретическую базу, пусть даже шаткую донельзя ему на всем курсе не было равных. Особенно когда это касалось очередного 'злодейства'.
Ярославу ничего другого не оставалось, кроме как последовать за названным братом, который уже тихой сапой полез окольными путями к намеченной
На 'волчат' казаки внимания не обращали, считая их балластом, из-за чего и отношение было соответствующим. Не ладились они у корпуса ни с кем, витязей ведь считали малолетними несмышленышами, пусть даже и попробовавшими вражьей крови. Единственно гвардейцы относились прохладно-нейтрально, ревнуя к третьему знамени, возникшему слишком быстро и уже успевшему себя проявить, чего бы там разные личности не говорили.
— … да пойми ты, иначе нельзя! Наши свободы москаль забрал. От вольного казака только дух остался, да и тот вскоре выветрится.
— Не мели чушь, Михайло! Не нужно нам этого, крест целовали, в верности клялись — этого достаточно, да и притеснений нет, ну а коле за зипунами ходить запретил, так иное занятие предложил. Тебе ли не знать?
— Знаю о чем гутаришь, но одно дело поживиться у шляхты, аль нехристей пощипать, да жёнку найти, а другое на Восток переселиться, — недовольно ответил помощник хорунжего.
Ярослав с Ялбу удивленно переглянулись. О подобном в корпусе не рассказывали, да и среди воев не слышали, хотя 'волчата' наиболее вхожие в воинские круги витязи — специфика обязывает.
— Так тебе и говорят — хочешь грабить, селись рядом с журженями, там пригляд императорский слабый, да и воли хоть ведром пей, главное чтоб не захлебнулся, — усмехнулся командир полусотни, воин умудренный прожитыми летами, со стальной проседью в волосах.
— Тьфу, ты! — не сдержался Михайло и махнул рукой. Видимо не удалось ему убедить командира в чем-то важном.
У Ярослава почему-то отлегло от сердца, будто непоправимое все-таки не случилось, и сжавшая сердце ледяная клеть не что иное как волнение…
Михайло отошел на пару шагов и припустил штаны, по маленькому захотел. Хорунжий хмыкнул и отвернулся. Его привлек звук треснувшей ветки — совсем рядом с местом, где засели 'волчата'.
— Зверье тут совсем непуганое, — покачал он головой.
Вжик!
Свистнула сабля, сталь рассекла плоть, послышался смачный хруст и седовласая голова с удивленным выражением на лице покатилась под столетнюю сосну, собирая на себя желтую хвою. Фонтанирующее кровью тело хорунжего простояло пару секунд и плашмя упало на разлапистый папоротник, подминая собой сразу дюжину молодых растений. Алые капли, еще мгновение назад разлетавшиеся во все стороны неожиданно поблекли и будто бы исчезли.
— Как был дураком, Дядька, так им и помер, — скривился Михайло, нагибаясь над трупом и тщательно очищая клинок от разводов крови. Их было немного — ударил то молодой помощник мастерски, как не всякий фехтовальщик может, даром что всего двадцать девять.
Но уходить предатель и убийца не спешил — склонил голову и прочитал короткую молитву за упокой, затем тряхнул непослушной шевелюрой, как у бродячего пса и быстро пошел обратно — туда, где слышались зычные голоса свободолюбивых воинов-разбойников.
Три коротких свиста и тут же звуки преобразились — послышался звон клинков, ругань, мат и проклятия погибающих, но не сдающихся!
— Ярик, нам срочно надо в Корпус, — совсем тихо сказал Ялбу, отползая подальше и таща друга за собой.
Ярослав в это время усиленно напрягал мозги, стараясь понять, что же произошло на самом деле — сведение счетов или предательство против России? Ведь их полусотня должна по сути не дать противнику пройти незамеченным через лес, считай этих пар для трех верст хватит. Выходит, казачки куплены? Но как же так, они ведь крест целовали?!
Молодой воин не мог поверить собственным выводам, ведь не могли они так поступить, ибо гореть им в аду до скончания времен за порушенную клятву! Но первый шок прошел быстро — Ялбу, крестившийся уже в Петровке не мог понять всей беды произошедшего.
И только тогда Ярослав Тихий, оправдывая фамилию, ужом пополз следом за другом-калмыком, молясь Андрею Первозванному о том, чтобы их не хватились раньше времени, ведь в противном случае подлость запорожцев может удастся!
Капитан гвардейцев Нарушкин, замерший вместе со своими бойцами рядом со мной внезапно привлек мое внимание тем, что внимательно смотрит куда-то назад. И выражение его лица было столь удивленным, что я не удержался и оглянулся в ту сторону: на восемь часов.
А дела там и впрямь происходили странные — казачьи тысячи начали перестраиваться без видимой на то причины, потому как дела полков на левом крыле были неплохи: люнет при всей ярости имперцев по-прежнему оставался нашим. Хотя вот уже битый час колонна врага то и дела пытается окружить его и захватить, но Родион Христофорович не промах, выставил дополнительно пару батальонов чуть позади люнета и прижимает прорвавшихся солдат перекрестным огнем. Эффективно до смерти! Вон какая гора из солдат в бело-черных мундирах лежит, причем как слева так и справа.
И тут нате вам — непонятные перестроения…
Жаль калмыков не видно, им дальше выставили, чтоб в случае чего место для маневра было. А тут вон непонятные движения казачков. Неужели генерал решил обходной маневр сделать? Отступив от плана? Да нет, быть такого не может! Боур на такое бы не пошел, значит…
— Предатели! — рыкнул капитан лейб-гвардии.
Но я уже и так все понял — казачьи тысячи разделившись на две неравные половины ударили в тыл Тверскому полку и тут же пошли на прорыв к атакующим левое крыло австрийцам.