Брет Гарт. Том 5. Рассказы 1885-1897

Гарт Фрэнсис Брет

— Нельзя сказать, — добавил Мак–Ги осторожно, — чтобы он стрелял из-за угла, нет, просто он меткий стрелок. И я слыхал, будто он никогда не передергивает. Но вот на пользу ли вашему брату, что он проводит с ним столько времени, еще неизвестно, на это можно смотреть и так и эдак. Вы понимаете, что я имею в виду? Вы схватываете мою мысль?

При всем том разговор явно не клеился. То ли Уейн был чем-то озабочен, то ли Мак–Ги уж очень запинался, больше чем когда-либо боясь быть неверно понятым. В хижине совсем стемнело, когда Мак–Ги, отделившись наконец от дверного косяка — место его обычного пребывания, — подошел к окну и призрачной тенью склонился над стулом Уейна.

— Я хочу сказать вам

кое-что, — начал он медленно, — но только вы уж поймите меня, как надо. Вы схватываете мою мысль? И не подумайте, что я придираюсь, или осуждаю, или хочу бросить на вас тень. Понимаете, что я имею в виду? С той поры, как у нас был здесь с вами разговор про вас и Сейфи, с той поры, как я понял ваши мысли и правила жизни, я так же уверен в вас и в ней, как если бы сам ходил за вами по пятам с револьвером. Я и теперь уверен в вас. Понимаете, что я имею в виду? Вам это ясно? Вы сделали много добра и мне и ей, она совсем переменилась, как только вы взялись за нее, и скажи вы мне сейчас, чтобы я встал посреди церкви и, как у вас говорится, свидетельствовал об этом перед богом, Сэнди Мак–Ги готов. А веду я вот к чему. Я-то понимаю вас, и ваши цели, и ваши правила, но найдутся и такие, что не поймут. Вы схватываете мою мысль? Вам ясно, что я хочу сказать? Так вот, вчера вечером, когда вы и Сейфи шли нижней тропкой у реки, я наткнулся на вас…

— Вы ошибаетесь, — быстро прервал его Медисон. — Я не был…

— Постойте, — сказал Мак–Ги спокойно, — я знаю, что вы свернули в сторону до того, как я увидел вас, а вы — меня, потому что вы ведь не думали, чт, о это я. Разве не верно? В том-то все и дело! Вас мог увидеть не только я, а кто угодно из поселка. Верно? Вот почему вы сразу свернули, прежде чем я вас заметил, и вот почему бедная Сейфи так взволновалась сначала и, пока не опомнилась, все хотела убежать. Потом-то она, конечно, рассмеялась и прямо сказала, что вы обознались.

— Но, — с трудом выдохнул Медисон, — я не был там вчера вечером.

— Что?

Оба выпрямились одновременно и стояли, глядя друг на друга. Мак–Ги с благожелательной, чуть насмешливой улыбкой положил руку на плечо Уейна и легонько повернул к окну, чтобы видеть его лицо. Оно показалось ему мертвенно бледным и растерянным.

— Вы — не были — там — вчера вечером? — повторил он медленно и все так же терпеливо.

Прошла секунда, прежде чем Уейн ответил, но ему показалось, что за эту секунду совесть его претерпела часовую пытку. Потом вся кровь прихлынула к его лицу и он, запинаясь, впервые в своей жизни солгал:

— Да нет! Конечно! Я ошибся. Это был я.

— Понимаю. Вы думали, что я рассержусь, — сказал Мак–Ги спокойно.

— Нет, я перепутал, я думал, это было позавчера. Я, должно быть, поглупел. Разумеется, эт. о было вчера вечером.

Он рассмеялся, что вообще с ним случалось не часто, а сейчас этот смех получился таким вымученным, что поразил Мак–Ги куда сильнее, чем смущение Уейна. Мак–Ги задумчиво посмотрел на него и медленно проговорил:

— Наверное, я появился вчера слишком неожиданно перед вами, но, видите ли, я думал совсем о другом, и у меня из головы вон, что вы могли быть там. Но я не рассердился, нет! Совсем нет! И я для того только заговорил об этом сейчас, чтобы вы были поосторожнее перед другими людьми. Вы схватываете мою мысль? Вы понимаете, что у меня на уме?

Он повернулся, дошел до двери и остановился на пороге.

— Вы ведь меня понимаете? Вы же не думаете, что это я со зла, что я не доверяю вам? Может, мне не следовало говорить про это? Я должен помнить, как трудно приходится частенько вам и ей. Вы схватываете мою мысль? Вы понимаете, что я имею в виду?

Он медленно пошел по тропинке в сторону реки. Если бы Медисон Уейн поглядел ему вслед,

он увидел бы, что голова у Мак–Ги опущена, а походка сразу отяжелела. Но Медисон Уейн оидел, не двигаясь, на своем стуле и с мрачной сосредоточенностью монаха мучился ужасным подозрением.

ГЛАВА IV

Тем не менее назавтра и во все последующие дни солнце ярко светило над Отмелью; воздух был насыщен дыханием жизни и деятельности; поселок благоденствовал, как никогда: добыча золота с осушенного дна протоки на вновь открытых месторождениях превзошла все ожидания. Говорили, что братья Уейн просто «купаются в золоте». Зная Медисона Уейна, никто не был удивлен тем, что привалившее ему счастье никак не сказалось ни в выражении его лица, ни в поведении. Его сумрачность объясняли скупостью и противопоставляли ему щедрого Артура с его беспечной расточительностью. Однако же, считая Медисона скрягой, все именно поэтому питали к нему страх и уважение. Его долгие одинокие прогулки вокруг маленького мыса, вечная настороженность, сдержанность в ответах были, по общему мнению, характерны для человека, всецело посвятившего себя наживе. Почтение, которое не могла внушить его религиозная обособленность, охотно расточалось его финансовой замкнутости. У одного Мак–Ги не было заблуждений на этот счет. Как-то столкнувшись с Медисоном у зарослей ивняка, он попенял ему в свойственной ему манере, что после их последней встречи тот уклоняется от посещения миссис Мак–Ги и их дома.

— Знаю, знаю, такой христианин, как вы, не станет таить зла, — проговорил он, — но похоже, что вы решили отвернуться от меня и от Сейфи после того, что я сказал вам тогда.

Напрасно Медисон протестовал со всей своей мрачной непреклонностью. Смерив его ясным, как всегда, взглядом, Мак–Ги дольше, чем обычно, хранил молчание. Наконец он медленно произнес:

— Я тут подумываю съездить во Фриско, и у меня бы камень с души свалился, если бы вы пообещали присмотреть иногда за Сейфи.

— Уж не собираетесь ли вы оставить ее здесь одну? — резко спросил Уейн.

— А почему бы и нет?

Уейн несколько мгновений молчал в нерешительности. Потом его вдруг прорвало:

— На это есть тысячи причин! Если она нуждалась в вашей защите раньше, то теперь нуждается особенно. Вы, что ж, полагаете, что Отмель стала менее нечестивой и греховной, чем в те времена, когда вам казалось необходимым охранять жену с револьвером в руке? Опомнитесь! Вы разве не видите, что поселок еще больше погряз в скверне! На новых участках рыщут проходимцы — хищные волки, подобные Гемлину и его друзьям. Эти идолопоклонники готовы воздвигнуть здесь жертвенники Ваалу и Астарте и посеять в ваших жилищах все мерзости Содома!

— Библейская образность подействовала на Мак-Ги или властность тона — как бы то ни было, взгляд его просветлел, и в нем выразилось восторженное одобрение.

— Вот вы как раз и есть тот человек, который может совладать с ними, — проговорил он, хлопнув Уейна по плечу. — Вам и карты в руки — беритесь за дело! А мы с моим револьвером, — добавил он тише, — свое отслужили.

В его тоне было что-то необычное, заставившее Уейна насторожиться.

— Да, — медленно поглаживая бороду, продолжал Мак–Ги, — всему свой час: и таким людям, как я, и револьверам; мир не стоит на месте. В Отмели прибыло людей, и даже река изменила русло — все идет своим чередом. — Понимаете, что я хочу сказать? Вы схватываете мою мысль? И стрясись что со мной — я это просто так говорю, но с человеком ведь все может случиться, — я хотел бы, чтобы вы присмотрели за Сейфи. Не каждая женщина может похвалиться тем, что ее берегут двое мужчин, таких похожих и непохожих, как мы с вами. Вы схватываете мою мысль? Вы понимаете, что я хочу сказать?