Брежнев: правитель «золотого века»
Шрифт:
Невидимый, но исключительно важный этот переворот оказал немедленное и очень сильное влияние на текущую идеологическую обстановку. Укрепившейся правящей группе уже не нужна стала шумная антисоветская оппозиция: как великое общественное движение оно могло привести бог знает куда. Принимаются внешне жесткие меры: снят Твардовский, убраны из журнала наиболее воинственные либералы, усмиряется задиристая «Юность». Более того: резко придавили полулегальное «демократическое движение», теперь не нужна была «пражская весна» в Москве, власть находилась в надежных руках. Наиболее непримиримых диссидентов выслали в Париж, Иерусалим и Калифорнию, чтобы они тут не мутили воду своим честолюбивым нетерпением. Наконец, евреям разрешили широкий и, по сути, ничем не ограниченный выезд за рубеж: недовольство с этой стороны было ликвидировано полностью.
Однако положение стало резко меняться с 1965 года: появилась
Подчеркнем, что никакой особенной стратегии и тактики у неопытных и наивных молодогвардейских деятелей не имелось. Все казалось очень просто: руководители страны находятся в плену у омертвелой марксистской догмы и русофобской революционной традиции, этим пользуются враги России, подсовывая им разные вредные соблазны; надо объяснить руководителям, что и как, разоблачить подлинное лицо «новомировских» и всяких иных либералов и… все станет хорошо, постепенно СССР преобразуется в Великую Россию и начнет излечивать застарелые болезни. Раззвонили они обо всем этом в своем журнале на всю страну.
Конечно, если бы Цуканов и Суслов имели бы твердые убеждения и политическую смелость, наплевали бы они на жалкие обрядовые предрассудки и разогнали бы наглых мальчишек, куда следует. Но они были боязливые интриганы, более всего опасавшиеся, как бы партия и народ не прознали бы об их истинных симпатиях и склонностях. Рассказы молодогвардейских ветеранов о том, как их «разобрали» тогда, рисуют ужасающе убогий оппортунизм брежневской команды. Но все же дело свершилось, в конце 70-го Никонов был довольно мягко убран из «МГ» и переведен на почетную должность редактора «Вокруг света». Больше в журнале никого не тронули. Это было куда менее сурово, чем обошлись недавно с «новомировцами». Отсюда возникло суждение, неоднократно отмеченное потом в западных работах, что молодогвардейцы, дескать, были очень сильны и имели крепкую опору в верхах. Совсем наоборот. Это противники «МГ» были невероятно слабы идейно и ничего не могли противопоставить растущему русскому возрождению. Отсюда и явная слабость первых репрессий: даже выговоров не последовало, не говоря уж о худшем.
За всей этой внешней слабостью и вялостью явно просматривается, однако, неявная воля самого Брежнева. В угоду остаткам сталинистов убрали «новомировских» либералов, теперь вот приструним расшалившихся молодогвардейских патриотов. Но в обоих случаях тихо, мирно и без особого там публичного скандала… Вряд ли Брежнев даже примерно так про себя думал, поступал он в этой малоизвестной ему сфере скорее по наитию, но поступал в силу своего понимания политики логично.
Эта молчаливая, осторожная, но безусловно принципиальная линия Брежнева в идеологии особенно отчетливо проявилась во время громкого политического скандала, вызванного появлением большой статьи Александра Яковлева в «Литературной газете». Яковлев — деятель известный, его представлять не надо, однако уточним одно лишь обстоятельство. Еще с горбачевских времен и поныне он выдает себя за прирожденного поборника «демократии». Лукавит, как и во многом ином. Был он партийным карьеристом, и только, хладнокровно организовывал высылку Солженицына, например, шумиху вокруг процесса Синявского—Даниэля…
Опытный аппаратчик, Яковлев знал, что Суслов и правящие помощники Брежнева (а все они были от Андропова) очень не любят все русско-патриотическое. Не поставить это на карту? Генсек сероват, ничего толком в идеологии не понимает, объяснят ему, надо полагать, каким принципиальным марксистом-ленинцем является товарищ Яковлев… Но недооценил интриган своего Генсека!
Да, что ни говори, но выбор судьбы определяется все же не анкетными данными и даже не пресловутым «пятым пунктом». Например, первый зам. отдела пропаганды Яковлев родом из ярославского села, жену имел русскую, но целиком поставил на линию «разрядки» (возможно, тут помогло его долгое пребывание в США в качестве стажера). Соседом Яковлева по даче был Цуканов, что облегчало дело.
Конечно, никаких глубоких идей у Яковлева не имелось, но как ярый карьерист он почуял, что хотелось бы идеологическому руководству, а как бойкий человек не побоялся рискнуть. Он повел атаку на молодогвардейцев по всему фронту, используя для этого весь громоздкий идеологический аппарат. Недостатка в разоблачениях не было, но брань стала уже привычной, ее перестали бояться. Сами молодогвардейцы не стеснялись ее вовсе, огрызались и наступали, создавая тем самым в Советском Союзе опасный пример. Надо было снимать и наказывать, это ясно, но как? Как сделать это под руководством вялых бюрократов, страшившихся малейших потрясений? Нужно было «решение» по поводу «МГ». Яковлев долго интриговал, но пробиться сквозь бюрократическую трясину не сумел. Играть так играть, и он решил состряпать партийное решение сам. Советники и помощники охотно подтолкнули его под локоток (дурака не жалко), и вот в ноябре 72-го появилась громадная статья Яковлева «Против антиисторизма».
«Вся убогость сусловской внутриполитической линии потрясающе точно выражена в этом кратком заголовке! Во-первых, выступление ведущего идеолога направлено не на утверждение неких партийных истин, а «против» чего-то, — партия, стало быть, идет по чьим-то следам? Во-вторых, что это за обвинение — «антиисторизм»? В марксистском лексиконе накопилось множество жутких политических ярлыков, но о таком не слыхивали. Наконец, просто смешна словесная убогость заголовка: если латинское «анти» перевести на русский язык, то получится: «Против противоисторизма»!..
Брежнев был хитер и осмотрителен, очень осторожен, он действительно отличался миролюбием, то есть неприязнью к резким и крутым мерам. Его личное влияние на политику страны в 70-е годы нельзя недооценивать. Перебор Яковлева для осторожной и оппортунистической линии Брежнева был слишком уж вызывающим: если всякий замзав, даже и дружный с помощниками, начнет так действовать, то… Не надо забывать, что Брежнев в 72-м году не успел еще превратиться в живой труп, как десять лет спустя. Итак, Яковлева срочно и унизительно сослали в провинциальную Канаду. При этом Генсек якобы произнес: «Этот м…к хочет поссорить нас с интеллигенцией?»
Точно такую же осторожную осмотрительность проявлял Брежнев и во всех прочих острых идеологических вопросах. В семидесятых годах самыми шумными в этом ряду стали дела писателя Солженицына, академика Сахарова и других. Брежнев вмешиваться во все эти скандалы не желал, перекладывая решение на Суслова, а потом все чаще и чаще на Андропова, который все более входил в силу. Зять Брежнева Ю. Чурбанов вспоминал в этой связи:
«Помню, как-то раз он с Андреем Андреевичем Громыко обсуждал вопрос о выезде из СССР. Тогда Леонид Ильич достаточно резко сказал: «Если кому-то не нравится жить в нашей стране, то пусть они живут там, где им хорошо». Он был против того, чтобы этим людям чинили какие-то особые препятствия. Юрий Владимирович, кажется, придерживался другой точки зрения по этому вопросу, но ведь многих людей не выпускали из-за «режимных соображений», это было вполне естественно. Сейчас тоже выпускают не всех. Не помню, чтобы в разговорах Леонида Ильича возникало имя Солженицына, — кажется, нет, ни в положительном, ни в отрицательном аспекте. Может быть, Щелоков что-то докладывал Леониду Ильичу о решении Вишневской и Ростроповича, с которыми был дружен, но Леонид Ильич в эти вопросы не вмешивался. Все-таки это была прерогатива Юрия Владимировича Андропова. А вот об Андрее Дмитриевиче Сахарове разговоры были. Леонид Ильич относился к Сахарову не самым благожелательным образом, не разделял, естественно, его взгляды, но он выступал против исключения Сахарова из Академии наук. Суслов настаивал, причем резко, а Леонид Ильич не разрешал и всегда говорил, что Сахаров большой ученый и настоящий академик. Какую позицию в этом вопросе занимал Юрий Владимирович, я не знаю, все-таки это были вопросы не для домашнего обсуждения. Одно могу сказать твердо: письмо Сахарова к Брежневу в домашнем кругу никак не комментировалось. Может быть, оно просто не дошло до Леонида Ильича? Трудно сказать. Но никаких разговоров вокруг этого письма не было и в доме о Сахарове не говорили».