Брежнев. Уйти вовремя (сборник)

Киссинджер Генри

* * *

В соответствии с принципом взаимности мне предстояло посетить Москву в октябре 1975 года. Советская сторона стремилась придать этой поездке характер официального визита, чтобы чередовать такого рода встречи с рабочими. В этой связи в предложенной нам программе переговоры перемежались целым рядом протокольных мероприятий. Меня сопровождали Анна Эмона и довольно многочисленная «свита», состав которой я постарался, однако, ограничить так, чтобы мы все уместились в одном самолете. Жить мы должны были в Кремле.

Комментарии французской печати касались прежде всего вопроса о том, какой

прием уготован мне в Москве. Будет ли он обставлен с таким же блеском, как визиты де Голля и президента Помпиду? Правую печать волновало как раз обратное: не станет ли Жискар, заявивший о своей приверженности голлизму, чрезмерно податливым с советскими?

Мне эта поездка не представлялась простой, однако по иным причинам. Я не верил в полезность торжественных протокольных мероприятий и понимал, что притягательность новизны, которой подобные встречи обладали в те времена, когда Франция выступала инициатором политики разрядки между Западом и Востоком, существенно притуплялась по мере того, как наши американские, немецкие и английские партнеры принялись, в свою очередь, развивать прямые контакты с Москвой. Пышность приемов, как и народное воодушевление, стала привычной.

Главное теперь заключалось в содержании бесед. Сохранила ли Франция как дипломатический партнер Советского Союза преимущество, полученное благодаря инициативам генерала де Голля? Или же наши собеседники намеревались использовать прецедент встречи с нами для развития более важных, с их точки зрения, отношений с Западной Германией? Сумею ли я распознать их подлинные намерения в военной области? Не стремились ли они подтолкнуть Францию на путь фактического нейтрализма, заверяя нас в значимости ядерного сдерживания для обеспечения нашей безопасности с единственной целью – ослабить военный потенциал Атлантического блока? Или же они рассматривали наши ядерные силы как угрозу для самих себя, серьезно подрывающую их шансы на вторжение в Европу и на победу в случае военного конфликта с Западом?

* * *

Что касается характера встречи, то я очень быстро прояснил для себя этот вопрос. При официальных визитах самолеты приземляются в аэропорту Шереметьево на северо-востоке Москвы, где для них выделена специальная посадочная площадка.

Советские руководители, встречающие нас, выстроились в ряд. Вот они двинулись к трапу самолета. Группки московских школьников в сопровождении молодых учительниц размахивают маленькими бумажными флажками – трехцветными и красными. Я их приветствую, хотя в глубине души убежден, что они на самом деле не знают, кто я такой. Конечно же, они радуются – эта прогулка куда веселей, чем урок в школе; лица их раскраснелись от свежей прохлады ранней осени, но им вряд ли холодно: на них зимние спортивные курточки, девочки – в шерстяных чулках.

Затем кортеж направляется в Москву. Мы пересекаем березовую рощу с прозрачным подлеском и вскоре проезжаем мимо монумента, символизирующего железные противотанковые ежи и установленного в том месте, где немецкие войска в декабре 1941 года ближе всего подошли к Москве. Говорят, это не совсем то место. Во всяком случае, думаю я, где-то в этих краях Гельмут Шмидт во время немецкого наступления наблюдал отсветы бомбежек Москвы над черными стволами деревьев и заснеженными полями.

Затем мы едем вдоль нескончаемых бульваров, где остановлено и без того не слишком

оживленное движение, минуем пригород Москвы. Наконец мы в городе. Широкий проспект, который заканчивается поворотом к мосту через Москву-реку и к въезду в Кремль. Именно здесь и собралась толпа любопытных, на нее нацелены телевизионные камеры; впоследствии это позволит говорить о народном энтузиазме.

Точно такой же путь я, тогда еще министр финансов, проделал двумя годами раньше – в июле 1973 года. Была точно такая же толпа, поджидавшая кого-то, но явно не меня. Мне объяснили, что премьер-министр Вьетнама господин Фам Ван Донг прибывает в Москву с официальным визитом. Тогда мне показалось, что на тротуарах столпилось несколько десятков тысяч людей. Я понял, чем объясняется это скопление зрителей, когда заметил чинно выстроившиеся в переулках длинные колонны грузовиков; на них, по-видимому, и доставили сюда всех этих людей.

* * *

На этот раз по случаю моего приезда народу собралось значительно меньше. По тротуарам вдоль проспекта идут пешеходы, вполне равнодушно взирающие на наш кортеж. Представляю себе реакцию журналистов, которые следуют в машинах прессы в каких-то десяти метрах позади нас.

Но, оказывается, советская сторона подготовила горячее приветствие на последнем повороте. Я еще издали разглядел силуэты крытых брезентом грузовиков. Люди, стоящие в несколько рядов, аплодируют. В их руках, словно по счастливой случайности, множество трехцветных флажков.

Леонид Брежнев – он сидит в машине слева от меня – доверительно сообщает мне через разместившегося напротив переводчика:

– Видите, как горячо москвичи приветствуют вас!

Он считает, что все очень хорошо организовано.

Я предпочитаю высказать свое мнение:

– Мне кажется, народу не так уж много. Он удивлен, почти растерян.

– Ведь это будний день, большинство людей на работе.

Я не отвечаю. К чему продолжать этот разговор? У меня перед глазами картина выстроенных в ряд грузовиков, которые, по-видимому, перевозят заводских рабочих.

Вот и Москва-река, вдоль нее во всем своем великолепии тянется Кремль. Не то крепость, не то монастырь, разукрашенный золотом и окруженный башнями в стиле «Диснейленда», но русская мощь и продолжительная кровавая борьба с татарами придали ему суровый и самобытный облик.

Проезжаем под сводчатыми воротами и сворачиваем налево вдоль первого жилого здания. Мы с Леонидом Брежневым вместе входим в здание, и он провожает меня до лифта, здесь ко мне присоединяется Анна Эмона.

Мы поднимаемся в отведенные для нас комнаты, недавно отремонтированные, обставленные опрятно и довольно безвкусно. Но паркет восхитителен. На столиках – минеральная вода с открывалками в виде красных кремлевских звезд и вазы, полные шоколадных конфет в разноцветных блестящих обертках.

Кто здесь жил? Согласно «Голубому гиду»– члены императорской семьи, затем, в начале XX века, сам император Николай II.

* * *

На 19 часов после первой беседы с глазу на глаз назначен официальный обед в Грановитой палате Кремля. Брежнев и я, стоя рядом, встречаем гостей. Приглашено около двухсот человек. Они представляются по очереди, вначале проходит французская делегация, затем приглашенные с советской стороны и, наконец, журналисты.