Бригада возвращается. Триумф бандитской романтики
Шрифт:
Отметим, что все участники банды имели славянские корни, что весьма симптоматично для 60-х – преступность в столице в то время была в основном славянского происхождения, а вот десятилетие спустя эту кровь разбавят кавказцы, которые сыграют роль тех же евреев в организованной преступности США. Мы уже говорили о том, что в начале 30-х годов итальянец Лаки Лучано объединился с евреем Мейером Лански и вместе они свергли власть «усатых» – итальянских мафиози, которые придерживались патриархальных позиций и выступали как ярые националисты (они отвергали саму возможность объединения итальянцев с другими этническими группировками). Лучано и Лански поменяли вектор развития организованной преступности в США, вдохнув в нее новую жизнь. Отныне итальянцы стали
Символично, что именно в банде Корькова начала восходить звезда самого знаменитого славянского вора в законе новой формации Вячеслава Иванькова, известного как Япончик. Он родился 2 января 1940 года в Москве, и детство его было вполне типичным, если не считать того, что отец у него был репрессирован и парень, в сущности, рос без отца. В дворовой компании Иваньков всегда слыл заводилой и старался ни в чем не уступать не только своим сверстникам, но и тем, кто был старше его. В те годы в среде московских мальчишек было весьма распространено увлечение боксом, и Иваньков записался в одну из таких секций. Вскоре успехи на этом поприще позволили ему сдать норматив кандидата в мастера спорта и выступать как на городских, так и на республиканских соревнованиях. Однако в конце концов спорт не стал для Иванькова делом всей жизни.
В 18 лет он женился, и в этом браке у него появилось двое сыновей. А в середине 60-х он близко сошелся с Корьковым, которому весьма импонировали многие качества Иванькова, но в первую очередь – его смелость и незаурядный ум (большинство членов банды имели всего 4 – 5 классов образования). Именно Иванькову молва приписывает разработку и осуществление самых дерзких преступлений, совершенных бандой Монгола. К началу 70-х эта ОПГ сумела взять в оборот с десяток столичных теневиков и ни разу не прокололась, поскольку никто из ее жертв даже не подумал идти в милицию. Понимали: себе дороже.
Советский кинематограф не имел возможности отображать деяния подобного рода преступников, поскольку в таком случае пришлось бы констатировать, что в СССР существует организованная преступность (пускай даже в зачаточной своей форме), которая паразитирует на пороках советской системы – на деяниях разного рода темных личностей, ведущих преступный образ жизни. Поэтому героями советских криминальных (или милицейских) фильмов продолжали оставаться бандиты иной формации: мошенники, спекулянты, воры, грабители и т. д. Причем по-прежнему они рисовались в основном достаточно однотипно, чтобы производить отталкивающее впечатление как своим внешним видом, так и внутренним. Советское искусство, таким образом, продолжало педалировать мысль, что преступник – это изгой общества. Что, в общем-то, таковым и являлось. Во всяком случае, тогда, в 60-е.
Совершенно иначе обстояло дело на Западе, где, как уже говорилось, тамошнее искусство рисовало иную картину. Вот как об этом писал кинокритик Р. Галушко:
«Обычный, так называемый «средний» телезритель не располагает миллионными суммами в банке и не владеет уникальными фамильными драгоценностями, он не занимается контрабандой, и у него нет наследства, из-за которого на его жизнь покушались бы родственники. Поэтому перипетии сюжета при всей их кровавой подоплеке он склонен воспринимать лишь как безобидное зрелище, как загадку, которую любопытно отгадать. А вместе с тем, повторяясь, детективные сюжеты буржуазного телевидения внушают зрителю представление о преступности как о чем-то неотделимом от самой природы человека. Герой одолевает преступника, чтобы тот в следующем эпизоде или серии (а им нет числа) возродился в новом облике...
В полицейских сериях преступность выглядит как неуничтожимое, тотальное зло. Но это лишь одна сторона дела. Другая заключается в том, что такие порождения буржуазного
Итак, вот два подхода: на Западе криминальные фильмы внушают людям, что преступность – это неуничтожимое, тотальное зло, в СССР – что это зло можно если не победить, то хотя бы загнать его в некое «гетто», где оно будет существовать, почти не влияя на жизнь в обществе. И долгие десятилетия преступность в СССР действительно содержалась в своеобразном «гетто» и не доставляла особых хлопот большей части граждан. Ситуация стала меняться в худшую сторону с конца 60-х годов, когда по ходу мелкобуржуазной конвергенции преступность стала видоизменяться, а власти не смогли найти адекватные меры, чтобы с этим бороться.
«Фантомас» против «Знатоков»
Преступность в СССР росла ежегодно, что закономерно, учитывая рост населения: каждый год оно увеличивалось на 3—4 миллиона человек. Однако рост преступности был неравномерным – как говорится, «то взлет, то посадка». Так, в 1960 году было зафиксировано 651 260 преступлений, в 1961-м – 877 549 (рост 26 тысяч), в 1962-м – 881 543 (рост на 4 тысячи), в 1963-м – 795 772 (падение на 6 тысяч), в 1964-м – 758 306 (падение на 37 тысяч), в 1965-м – 751 801 (падение на 6,5 тысячи), в 1966-м —888 125 (рост на 137 тысяч), в 1967-м – 871 296 (падение на 17 тысяч), в 1968-м – 941 078 (рост почти на 70 тысяч), в 1969-м – 969 186 (рост на 28 тысяч). В год славного юбилея – 100-летия со дня рождения основателя Советского государства В. И. Ленина, – то есть в 1970 году, преступность в СССР перешагнула миллионную отметку, достигнув 1 046 336 преступлений (рост 31 тысяча).
Значительную долю этих преступлений совершала молодежь, что серьезно беспокоило власти, поскольку была отмечена тенденция: преступность среди молодежи росла параллельно падению престижа представителей правоохранительной системы. Своего пика этот процесс достиг во второй половине 60-х, что вынудило власти принять соответствующие меры. Поэтому в конце 60-х началась новая волна популяризации сотрудников правоохранительных органов – как милиционеров, так и чекистов. Связано это было напрямую со сменой руководства в союзных МВД и КГБ – милицией стал руководить Николай Щелоков (с 1966-го), госбезопасностью – Юрий Андропов (с 1967-го). Именно они взялись активно пропагандировать деятельность своих подчиненных, подключив к этому делу творческую интеллигенцию. Были учреждены специальные премии МВД и КГБ для тех деятелей, кто удачнее других смог популяризировать в своих произведениях деятельность милиции и госбезопасности. Поэтому именно тогда чрезвычайно оживились литература и кинематограф на поприще создания произведений о советской правоохранительной системе. Киношная слава милиционеров и чекистов взошла на новую ступень своего развития.
В жанре криминального (милицейского) фильма в те годы произошло явное омоложение героев-милиционеров – вместо умудренных опытом сыщиков, которые главенствовали на экране целое десятилетие (с середины 50-х до середины 60-х), в советское кино пришел молодой оперативник уголовного розыска. Открыл этот процесс Александр Збруев ролью инспектора ОБХСС Алешина в ленфильмовской картине «Два билета на дневной сеанс» (1967). Затем был латвийский фильм «24-25» не возвращается» (1968), где действовал настоящий Джеймс Бонд в юбке – сыщик Мара в исполнении Жанны Болотовой (первый подобный случай в советском кинематографе – даже на свидание героиня Болотовой ходила с... пистолетом в изящной кобуре, прилаженной под мышкой), затем – «Хозяин тайги» (1969) с проницательным молодым участковым Василием Снежкиным в исполнении Валерия Золотухина (за эту роль артист будет награжден часами от руководства МВД СССР).