Брик-лейн
Шрифт:
Назнин заставила себя сдвинуться с места. Она шла, вытянув перед собой руки, словно не верила своим глазам. Постепенно пришла в себя. Такое ощущение, что она упала в обморок, а теперь мир постепенно обретает формы. Свет перестал прыгать. Назнин поняла, что за очертания ее окружают, поняла, что тени в темноте — это людские силуэты. В асфальт врезался машинный двигатель. Она пошла мимо горящих шин, и на несколько секунд глаза ее снова перестали видеть. Когда дымовая завеса осталась позади, она увидела посреди дороги человека. Лицо его закрыто мегафоном, но даже в этом мерцающем свете он бросает сдержанные
— Братья, — взывал он знакомым голосом. — Братья, зачем вы деретесь друг с другом, мусульманин против мусульманина?
Еще одна палка просвистела над головой и стукнулась в асфальт рядом с Назнин. Наклонилась, подняла. К палке прибит плакат: ОСТАНОВИТЕ ВОЙНУ.
— Неужели марш в защиту ислама должен так заканчиваться? — спрашивал Вопрошатель.
Назнин кинулась дальше. Мегафон пытался перекричать визги тормозов, хлопанье дверей, магазинную сигнализацию, пронзительный свист парня в капюшоне, который проехал на велосипеде.
— Друзья мои, полиция над вами смеется. Они ждут, когда вы все друг друга перебьете.
Пробежал парень, размахивая руками: давайте, быстрее.Тут же к нему подскочили пятеро и повалили его на землю. Сверху еще трое. Официанты в черных штанах, белых рубашках машут шампурами и ножами для разделки мяса, грудь у них раздувается от ярости.
— Чертовы ублюдки, — орут они. — Какого черта вы гадите нам на порог? Валите на Оксфорд-стрит! На Пиккадилли-Серкус! Валите отсюда к чертям собачьим!
Кучка парней бросилась в разные стороны и рассыпалась по кишечнику Брик-лейн.
— Знайте, ребята, что на вас сейчас смотрит весь мир. — Вопрошатель медленно поворачивался вокруг своей оси с мегафоном, чтобы на все триста шестьдесят градусов вокруг разносились его слова. — Знайте, что прямо сейчас Джордж Буш смотрит на вас и смеется.
Из темноты вырвалась женщина и подбежала к нему с микрофоном в руках. Вопрошатель опустил мегафон. Белый мужчина поставил на плечо камеру и направил ее на Вопрошателя. Женщина задавала ему вопросы, и он на них отвечал, но Назнин не слышала что.
Впереди загорелась машина, человек десять засверкали оттуда пятками. Только бы Шаханы здесь не оказалось, только бы она уже в поезде, только бы она уже в Пейтоне. Назнин решила бежать вместе с толпой, но все время отставала. Тут кто-то обхватил ее поперек туловища, и она заболтала ногами в воздухе.
— Иди сюда, — крикнул Карим и втащил ее в подъезд.
Назнин хотела что-то сказать, но не могла справиться с дыханием.
— Что ты здесь делаешь?
— Шахана, — только и смогла произнести она.
— Иди домой. Здесь тебе не место.
— Шахана. Она где-то здесь.
Карим схватил ее за плечи. В глазах молнии. Еще чуть-чуть, и он начнет ее трясти. Успокоился.
— Хорошо. Я тебя слушаю.
Она как можно быстрее ему все рассказала. Карим глянул по сторонам, жестом приказал ей замолчать и следовать за ним.
— Что происходит? — спросила она, когда они проходили мимо разбитого входа в магазин. Вспомнила его слова. Клянусь Аллахом, мы все выступим, как один.
—
Назнин прибавила шагу, чтобы поспевать за ним.
— И что же здесь творится?
Хотя сама ответ видела на последнем собрании.
— Месть. И месть за месть. — Он обернулся. — Господи, здесь творится полный беспредел! Здесь даже поводане нужно. Сунь им что-нибудь под нос, и они разорвут это на части. Полицейскую машину, витрину магазина, все что угодно.
— А как же марш?
Он пожал плечами:
— Ну, промаршировали мы. И что?
— А «Львиные сердца»? Они пришли?
— Человек двадцать-тридцать было. Они ничего не решают.
На тротуаре лежала куча награбленного добра, никому не нужного, поэтому в спешке брошенного. Они побежали через дорогу.
— Ничего не решают?
— Не здесь. Не сейчас. Когда лидеры не предпринимают никаких действий, люди начинают действовать сами. Понимаешь?
Они дошли до «Шалимар». Свет в кафе не горел. Столики накрыты, на каждом горшочек с искусственными цветами и три жестяные тарелки с чатни, нарезанным луком и райтой [90] . Назнин посмотрела на Карима.
90
Райта — луковая приправа.
— Идем домой, — сказал он.
Назнин прислонилась лицом к стеклу и прижала по бокам ладони.
— Утром она вернется.
Назнин посмотрела на двери в туалет в конце зала возле витрины, на них кебаб, курица-тандури [91] , бхази, пури [92] , рис с овощами, молочные конфеты, ладду, сияющие от сахара и тускло мерцающие желаби.
— Я провожу тебя до угла. Оттуда сама спокойно доберешься.
И тут Назнин их увидела. Три официанта спиной к стене, руки за спину, а за ними две маленькие фигурки держатся за руки.
91
Курица-тандури — курица, маринованная со специями и запеченная в глиняной печи.
92
Пури — оладьи из ржаной муки.
Назнин замолотила по стеклу и закричала:
— Шахана! Шахана! Это я. Я здесь. Мама тебя нашла.
Шану знал, что она ему собирается сказать. Поэтому он говорил и не мог остановиться. Говорил вместе с телевизором. Назнин уставилась на экран. На экране только два цвета: красный и черный, даже лицо Вопрошателя все в красно-черных тонах. И слов его не слышно. Шану сидел на подлокотнике дивана и слегка раскачивался, словно мог в любую секунду полететь в какую угодно сторону. Не умолкали ни его глаза, ни руки, ни брови, ни щеки, ни нос, ни рот. Все ходило ходуном. Периодически он раскачивал ногами, показать, сколько в нем жизни, возможностей и будущего.