Бриллиант из крокодиловых слез
Шрифт:
– Слышь, мужик! – В голосе Слона слышалось самое настоящее счастье. – В натуре, легче стало! Тебя как зовут-то?
– Валентином, – смущенно ответил профессор.
– Валек, спасибо тебе! – Теперь лицо Слона просто светилось. – Ты это, имей в виду: если что – ко мне обращайся. Я тебе это, все что угодно. И если тебя кто обидит – ты мне только намекни. Я это, порву гада!
– Очень рад, что вам помогло. – Валентин Петрович попятился к двери.
Сосед уже заснул. Грозное лицо разгладилось, и на нем заиграла блаженная улыбка. Должно быть, воинственному Слону снилось что-то чрезвычайно приятное.
Самый мрачный, самый тяжелый час ночи – с трех до четырех. В этот час умирает больше всего людей и совершается больше всего преступлений. С трех до четырех снятся самые страшные, гнетущие сны. В это время особенно тяжело приходится тем, кто по роду службы вынужден бодрствовать, – дежурным, сторожам, охранникам, врачам «Скорой помощи».
Охраннику, дежурившему этой ночью в холле мини-госпиталя, тоже приходилось нелегко. Он пил чашку за чашкой растворимый кофе, но все равно клевал носом.
В госпитале царила гнетущая тишина.
Откуда-то издалека, из южного крыла больницы, где находился приемный покой, изредка доносились звуки, но здесь, в палатах для состоятельных пациентов, все спали. Все, кроме охранника. Даже дежурный врач задремал на кушетке в ординаторской.
Откуда-то с улицы послышался звук подъехавшей машины – должно быть, «Скорая» привезла очередного страдальца.
Хлопнула дверь, и снова все затихло.
Вдруг где-то совсем близко раздался негромкий скрип – как будто кто-то осторожно пытался открыть дверь.
Охранник протер глаза, встряхнулся и встал.
Не то чтобы он всерьез забеспокоился, нет. Просто решил немного подвигаться, чтобы отогнать сон.
Он подошел к двери, отделяющей мини-госпиталь, этот маленький оазис будущего, от огромного сонного царства больницы, и уставился на дверную ручку.
Ручка медленно поворачивалась.
Это напоминало кадр из фильма ужасов, которые охранник очень любил смотреть в свободное время.
Но фильм – это фильм, а жизнь – это жизнь, и одно с другим, как известно, никогда не пересекается. Охранник по-прежнему нисколько не взволновался. Он вполне резонно предположил, что кто-то из санитаров или молодых ординаторов направляется в гости к молоденькой сестричке Вике, которая дежурила этой ночью.
Охранник решил напугать донжуана и встал рядом с дверью, придав лицу грозное выражение.
Замок тихонько щелкнул, и дверь стала медленно открываться.
Однако вместо мужского лица в проеме показалось свеженькое личико симпатичной блондинки, а затем и вся она – небольшого роста, в коротком кокетливом халатике.
«Ясно, – с завистью подумал охранник, – к дежурному врачу, Виталию Сергеевичу, подружка пробирается. Во мужик дает, а с виду такой тихоня!»
Сестричка увидела охранника и удивленно захлопала ресницами. Потом прижала к губам пальчик, мол, не поднимай шум, и расстегнула верхнюю пуговку халатика. Охранник расплылся в улыбке и засмотрелся на открывшуюся ему картину.
Однако долго любоваться этим зрелищем ему не пришлось: странная девица резко выдохнула, выбросила вперед руку и нанесла ему резкий удар чуть ниже уха.
Охранник удивленно охнул, закатил глаза и медленно сполз по недавно окрашенной стене.
Блондинка для верности пнула его носком туфельки, после чего распахнула дверь и сделала приглашающий знак.
В холл мини-госпиталя проскользнули трое мужчин в облегающих черных комбинезонах и черных трикотажных масках с прорезями для глаз.
Блондинка в кокетливом халатике явно была здесь старшей. Не говоря ни слова, она сверилась с планом и показала рукой на дверь, за которой мирно спали профессор Кряквин и его новообретенный друг Слон.
Трое в черном действовали слаженно, как артисты хорошо отрепетированного балета. Один из них распахнул дверь палаты и замер на страже, двое других влетели внутрь. Сначала они проскользнули в левую комнату. В руке одного из бойцов вспыхнул маленький фонарик и осветил табличку, прикрепленную в ногах кровати.
На табличке было написано: «Валентин Петрович Кряквин. Пневмония».
Фонарик погас, и напарники бесшумно перебазировались в соседнюю комнату. Снова вспыхнул свет. На этот раз табличка гласила: «Станислав Николаевич Хоботов. Ишемическая болезнь».
– Слон, – удовлетворенно прошептал один из злоумышленников.
Второй прижал палец к губам.
Люди в черном подошли вплотную к кровати. Один из них молниеносным движением заклеил рот спящего широкой клейкой лентой и тут же обхватил его поперек туловища. Второй крепко схватил жертву за ноги.
На голову больному люди надели мешок из плотной ткани, после чего его подняли с кровати и вынесли в коридор.
– Какой же он Слон, – прошептал один из бойцов, легко вскинув тело на плечо. – Козел он, а не Слон – легкий какой!
Напарник снова прижал палец к губам.
Третий похититель, карауливший у дверей палаты, быстро перехватил извивающееся тело толстой веревкой, как перевязывают палку колбасы, и пошел впереди. Блондинка в коротком халатике теперь замыкала шествие. Перед тем как покинуть мини-госпиталь, она основательно пнула ногой бесчувственного охранника, затем еще раз осмотрелась и только после этого закрыла дверь.
Профессору Кряквину по обыкновению снилась Африка.
Во сне он участвовал в традиционном празднике племени козюмбра. Почетным членом этого племени Валентин Петрович состоял уже несколько лет.
Такие праздники соплеменники профессора устраивали после удачной охоты, по случаю прибытия гостей, в честь завершения строительства новой хижины из пальмовых листьев, по поводу победы любимой футбольной команды, свадьбы или развода одного из членов племени, во славу вовремя прошедшего дождя или просто без всякого повода.