Бриллиант мутной воды
Шрифт:
— Беату убили во вторник, — напомнила хозяйка, — между девятнадцатью и двадцатью, а Соня приезжала к ней накануне. Ты когда-нибудь видел серьги Калерии Сергеевны?
Я кивнул. Конечно, единственная драгоценность, имевшаяся у Сони, — это дорогие подвески с бриллиантами редкой чистоты. Они достались ей от матери, и даже в самые тяжелые, голодные годы Соня не продала их. Впрочем, она редко надевала украшение.
— Вот, — протянула мне Нора ключи, — поезжай, посмотри.
— Куда? — удивился я.
— На квартиру к Беате.
— Зачем?
— Внимательно осмотрись там, меня интересует, лежат ли где-нибудь серьги Сони. Судя по всему, квартира несчастной невелика, особо тайных мест там не будет.
— Но…
— Собирайся.
— Дверь,
— И что?
— Как же я войду?
— Ваня, — ухмыльнулась Элеонора, — «печать» — это всего лишь полоска бумаги, оторви — и вперед.
Я только покачал головой. Конечно, Элеонору подобное препятствие не остановит, но для меня оно представляется значительным, потому что я законопослушный гражданин, хотя… Пару раз и мне приходилось совершать предосудительные поступки. Я посмотрел на связку ключей и запоздало удивился:
— Откуда они у вас? Неужели Беата дала? Когда и зачем?
Нора рассмеялась:
— Нет, конечно, я никогда не видела эту девушку.
— Но ключи?
— Это отмычки. Какая-нибудь обязательно подойдет. Скорей всего, на двери там самый простенький, примитивный замок.
Я уставился на изогнутые железки.
— Это же противозаконно.
— Действуй, Ваня, — велела хозяйка и, не слушая моих возражений, выкатилась в коридор.
Сами понимаете, что мне пришлось подчиниться.
Жила Беата в не слишком приятном месте, в пятиэтажке первого образца, в доме, который явно был предназначен на снос. Единственное преимущество жилья было в тишине. Здание стояло вдали от больших магистралей, в глубине квартала, и летом тут, наверное, было как на даче. Но сегодня, накануне Нового года, пейзаж выглядел уныло. Как всегда, перед самым радостным праздником потеплело, снег мигом исчез из дворов, превратившись в серо-черную грязь, деревья стояли голые, покосившаяся лавочка у подъезда пустовала. Перед домом не было ни единой живой души: не гуляли собаки, не кричала ребятня, не сплетничали старухи. В промозглый, сырой день все предпочитали сидеть дома, пить чай. Только в самом дальнем углу развевалось на ветру чье-то белье: ситцевые застиранные пододеяльники и наволочки, устрашающего размера розовые атласные лифчики, необъятные панталоны и бесчисленное множество детских разноцветных колготок.
Радуясь, что не встретил никого на лестнице, я дошел до нужной квартиры, с удовлетворением отметил, что на соседних дверях нет «глазков», оторвал узкую белую полоску бумаги и всунул одну из отмычек в скважину.
Нора оказалась права, замок был примитивен до предела. Железный штырь легко повернулся, чик-чирик — и дверь открылась.
Я вошел в прихожую и огляделся. Да, похоже, Беата была не слишком обеспечена. Самая простая сосновая вешалка, крохотная калошница, зеркало в железной раме, кусочек паласа на полу… Кухня была обставлена более чем дешевой отечественной мебелью, купленной, скорей всего, в конце восьмидесятых. Бело-серые шкафчики из пластика, дверцы которых украшает орнамент из розочек. Никакой бытовой электротехники, кроме чайника «Тефаль», тут не нашлось. Впрочем, и довольно большая комната была обставлена скудно. Обеденный стол, гардероб, четыре стула, два продавленных кресла. Черно-белый телевизор «Рубин» на обшарпанной тумбочке и диван, при взгляде на который по моей спине побежали мурашки. Светлый велюр покрывали буро-коричневые пятна.
Стараясь не смотреть на то место, где нашла свою смерть несчастная девушка, я открыл шкаф и начал осматривать полки. Насколько я знаю, женщины держат бархатные коробочки либо в тумбочках, либо среди белья.
Поворошив пару свитерков, я вздохнул. Беата была не слишком аккуратна. Вещи оказались скомканы и в беспорядке засунуты в шкаф. Колготки лежали вместе с трусиками, лифчики соседствовали с шерстяными кофточками, брюки валялись на дне шкафа, впрочем, юбки тоже. На плечиках висели пиджак и три блузки. Кстати, все вещи были мятыми, заношенными. Единственное, что выделялось, — это комплект нижнего белья, явно очень дорогой: лифчик и кружевные трусики. Даже странно, что нищая девушка позволила себе купить такое белье. Но набор был всего один, может, подарок?
Я еще раз потрогал скомканные вещи и немедленно сообразил: тут ведь явно был обыск. Небось «порядок» в гардеробе навела милиция.
Серьги я нашел в небольшом ящичке, среди маленьких коробочек, набитых дешевой бижутерией. Подвески лежали на черном бархате, когда на бриллианты попал электрический свет, они заискрились, заиграли разноцветными огнями. Не зря правила велят дамам надевать эти камни только вечером, бриллиант «оживает» лишь при искусственном освещении. Странно, однако, что их не забрала милиция. Хотя, наверное, сотрудники МВД не имеют права просто так изымать вещи, а эти серьги не улика — ведь они не знали, чьи эти подвески. Я поколебался и положил серьги себе в карман. Дорогие украшения принадлежат Николаю. Соня привезла их Беате, думая, что вещи все равно останутся в семье, перейдут внукам… Но свадьба не состоялась, и драгоценности надо отдать Николаю, пусть он распоряжается фамильным достоянием по своему усмотрению, это память о его матери и бабушке, да и, кстати, стоят больших денег.
Я еще раз окинул взглядом комнату, стараясь не натолкнуться глазами на ужасный диван. Все тут осталось таким, как в день убийства. Никто не позаботился о том, чтобы убрать квартиру, похоже, у Беаты не было ни заботливых родственников, ни хороших подруг.
Увидев коробочку, Нора воскликнула:
— Вот видишь! Я была права! Соня тут ни при чем!
— На мой взгляд, наличие серег ничего не доказывает.
— Ваня! Ну посуди сам, это же совершенно нелогично! Сначала подарить девушке драгоценности, а потом вернуться на следующий день и убить ее?
— Могло быть не так!
— А как?
— Соня передумала ехать к Беате вечером, все-таки уже было поздно, перенесла визит на следующий день. Подарила будущей невестке серьги, попила у нее чай, а потом вспыхнула ссора, закончившаяся убийством.
— Нет!!!
Я пожал плечами. С Норой спорить бесполезно, если вобьет что-то себе в голову, пиши пропало.
— Ладно, — хлопнула по столу Элеонора, — оставим пока вопрос открытым. Давай начинай собираться. Насколько я понимаю, ты в девять вечера должен заехать за Николеттой.
Я кивнул и пошел в свою спальню. Сегодня 31 декабря, и Новый год мы с хозяйкой встречаем в разных местах, впрочем, и она, и я идем в ресторан. Семейные посиделки у елки над тазиком «Оливье» и жареной курицей нас не привлекают. Тем более что у меня нет жены, которая бы приготовила соблазнительные новогодние яства, а кухарку Нора выгнала. Конечно, можно отправиться в супермаркет и накупить готовой еды или заказать пару блюд из ресторана. Честно признаюсь, моя давнишняя мечта — услышать бой курантов в полном одиночестве, облачившись в халат и тапки. Опрокинуть рюмочку коньяка… Сладкую газированную воду, которую у нас выдают за шампанское, я терпеть не могу. Потом можно посмотреть пару минут телевизор, ужаснуться глупости телепрограмм и спокойно лечь спать. Но «мечтать не вредно», как говорил иногда мой папенька, отбиваясь от очередных претензий маменьки. И мне придется сейчас натягивать смокинг, застегивать бабочку, засовывать ноги в тесные лаковые ботинки, чтобы сопровождать Николетту в ресторан «Желтая мельница». Порой мне кажется, что к времяпрепровождению с Николеттой и ее подружками следует приговаривать преступников. Украл деньги? Получи три часа. Избил жену? Изволь отсидеть пять вечеров в гостиной. Уж поверьте, зная, что за следующее нарушение закона грозит вновь очутиться с глазу на глаз с милейшими дамами, преступники испугаются до потери криминальных наклонностей.