Бриллиант в мешке
Шрифт:
Такое мировоззрение я себе давно уже составил. Рассуждал разумно, вот и жил до недавнего времени правильно. Хорошо жил.
А теперь что? Сам, своими руками накликал на себя неприятности и беды… Посмотри правде в глаза, Миша. Никакого плана в твоей жизни не стало, и ты ею больше не управляешь. С женой ситуация мутная, и не известно, что будет. Дочь женится с арабом и хочет уехать, вдобавок хочет все семейство за собой тащить, включая неизвестное арабское число, и все это в расчете на твои камни. Твои… Какой черт тебя тогда попутал, ты можешь это понять? Одна минута, одна-единственная дурацкая минута, и всю свою философию забыл, и вся хорошая жизнь насмарку. Да плюс к тому шейка бедра, хотя это непосредственно не связано, но тоже не известно, когда еще полностью оправишься…
Это перкосет перестал действовать. Все-таки есть в нем то отрицательное качество, что действует, действует, и вдруг незаметно как с горки съезжаешь. То есть боль по-прежнему сдерживает, но мысли пошли уже не те.
7
Поэтому хватит валяться, а надо встать и подготовиться. Скоро должна прийти Ирис, и хочу встретить ее в приличном виде, то есть хотя бы пижамные штаны натянуть, потому что лежу без. Она мне и в этом больше не хочет помогать, сам можешь, говорит. И она права, могу, вообще, именно при больной ноге оказалось, что могу больше, чем думал. Вот вам Татьяна, сперва распустила меня, а теперь бросать.
Вставать я научился хорошо, но со штанами по-прежнему много трудностей. Однако планирую даже побриться, Ирис в прошлый раз очень ругала, что лежу небритый.
Вот и звонок в дверь, точно вовремя, как всегда у Ирис. И я все успел, и штаны, и все. Цепляюсь за ходунок и начинаю потихоньку двигаться.
Тут опять звонок. Чего это ей не терпится? Смешная, знает же, что у меня на это уходит много времени. И еще звонок, два подряд.
Ковыляю, тороплюсь, но без всякой осторожности в смысле открыть дверь, только досада на Ирис, что не хочет ждать. Кричу ей: сейчас, сейчас. Уже взялся за ключ, и тут что-то меня подтолкнуло посмотреть в глазок – больше любопытство взглянуть на Ирис, когда она не знает.
Но там вовсе не Ирис. Не Ирис, а эта старая гнида с костылем из моей палаты.
Ну, надо же. И дома меня разыскал, гад такой! Хотя это не трудно, имя с таблички на кровати прочел, и вряд ли в Иерусалиме так много Михаэлей Чериковеров. И костыль ему не помешал, и голова не закружилась, приперся, симулянт вонючий.
Но зря трудился. Так я тебя, гниду, и пустил! Постой, думаю, постой на площадке, покукуй. А долго звонить будешь, надоешь – полицию позову, за приставание и нарушение общественного порядка.
Полицию… нет, пожалуй, полицию не позову. Дождусь, пока Ирис придет, она с ним быстро разберется.
А он еще и стучать начал. Боюсь, опять Ицик выскочит, опять сделает мне медвежью услугу, стучите, мол, сильнее, он всегда дома. Говорю ему через дверь:
– Чего приперся, пошел вон. Все равно не открою.
Он мне с другой стороны ласково говорит:
– Открой, пожалуйста, я по делу.
– Что, – говорю, – еще камею принес? Нет у меня с тобой никаких дел, убирайся.
– Камея, – говорит, – глупость, ошибка, ты уж извини. Нет, у меня серьезное дело.
– Не трать времени.
– Хорошее для тебя.
И что это Ириска не идет? Такая всегда аккуратная девочка.
Опять колотиться начал. Всех соседей мне переполошит!
– Сейчас в полицию позвоню, – говорю.
– Нет, – говорит, – в полицию ты не позвонишь, а лучше открой, у меня есть для тебя предложение.
– Никаких предложений, отваливай.
– Хорошее предложение. Я у тебя твой цирконий куплю.
– Какой еще цирконий?
– А камушек твой красный, замечательная имитация, приличных денег стоит.
– Имитация! Убирайся, дед, а то покажу тебе имитацию!
– Да брось, где тебе. А имитация прекрасная, говорю как старый ювелир. Я таких и не видал никогда.
– И больше не увидишь.
– На что она тебе? А я обработаю, оправлю красиво, и тебе выгода, и мне. Открой!
– Иди отсюда.
Опять я уставать начал, да еще стоя, а Ириски все нет.
– Три тыщи шекелей даю! Наличными.
– Да ты смеешься, дед! – Так меня эта сумма возмутила, что не удержался, дурак.
А он и в самом деле хихикает там за дверью.
– Ну, – говорит, – три пятьсот дам. Только для тебя. Ты что, и правда думал, это бриллиант? – И хихикает изо всех сил.
– Дед, добром говорю, вали отсюда. – Больше не поддаюсь на провокацию, говорю мирно, на крик уже сил нет.
– Больше никто не даст, поверь мне.
Обожаю, когда человек говорит «поверь мне», первый показатель, что врет.
Наконец-то хлопнула дверь подъезда, идет Ириска. Торопится, мигом взлетела по лестнице, и слышу ее голосок:
– Вы к Михаэлю?
– К нему, – отвечает дед, – но что-то долго не открывает.
– А он медленно ходит, – смеется, – сейчас мы его поторопим, – и нажимает на звонок.
– Ирис, – говорю громко и отчетливо, – выручай.
Гони этого гада в шею.
Вижу в глазок, она растерялась. Смотрит на деда и говорит:
– Михаэль, ты что?
– Пока не уйдет, никому не открою. Гони.
Растерялась ненадолго. Не стала расспрашивать что да почему, а прямо ему говорит:
– Он не хочет вас видеть. Вам придется уйти.
– Миленькая девочка, он же шутит, разве не видите? У вас есть ключ?
– Нет, – кричу прямо в глазок, – я не шучу!
Пусть убирается. Я больше стоять не могу.