Бриллианты Берии
Шрифт:
Для того, чтобы заглянуть в глаза Тетёнчика, нужно было встать на колени.
ВИЛЕНА ПРОХОРОВНА
У каждого из нас своё время года. Один млеет, восторгаясь лучами знойного лета, другой наслаждается безупречной синью и чарующей глубиной апрельского неба, третий упивается величием снежных просторов, а у кого-то осенний багрянец будоражит сердце омытой дождями красотой. Есть и другие, для них весь год погода делится на холодную и тёплую,
и в школу бы не ходила, если бы та не находилась через дорогу, а в экономический университет поступила оттого, что до него ближе всего ехать.
Когда девочка выросла и сверстники стали приглашать на свидания, она отказывала, ссылаясь на «совершенно холодную» или «абсолютно жар-
кую» погоду. Матушка не выдержала, высказала, что с таким «климатическим» характером дочь никогда не выйдет замуж, но Вилена искренне возмутилась: «А зачем? Ты же меня одна вырастила! И что толку от твоего замужества?! Три дня улыбалась, чтобы всю жизнь проплакать?»
– Ну, положим, не три, – возразила матушка, но о замужестве с дочерью больше не говорила.
Вилена сама напомнила об этом для кого-то счастливом, а для кого-то печальном факте девичьей биографии. На пятом курсе вернулась домой с
увесистым букетом белых роз, довольно поздно, хотя на улице бушевала метель, а мороз так разрисовал окна, что в них солнечному лучику про-
тиснуться местечка не осталось. Заявила с порога:
– Мама, мне сегодня сделали предложение, и я должна дать ответ, кстати, не одному, а двоим.
У Таминой-старшей, чистящей картошку, первым нож из рук вывалился, а следом картофелина.
– И… и… это серьёзно?
Вилена пожала плечами.
– Один точно козёл, а другой, похоже, не из общественного огорода, – снимая пальто и вязаную шаль, равнодушно ответила Вилена.
– Ты… это… надеюсь, так поздно, ну… не с этим, с общественно-огородним…
– Ой, мамочка, да нет, конечно! Я того уже три раза подальше отсылала. Упрямый до тупости. А этот… Другой. Я в троллейбусе в библиотеку ехала, а он ко мне и подошёл, и говорит, якобы давно за мной ходит, всё про меня знает, да подойти стеснялся. А сегодня решился, ему в командировку надо
длительную. В общем, заявил, что любит и всяко прочее и хочет… это… в общем, видеть меня своей женой и чтобы я дождалась. Берии
– Видеть?! Женой!
– Ну да! Так и сказал: видеть.
– Странно… И как зовут твоего «желающего видеть», куда уезжает, надолго?
Тамина-младшая задумалась, растерянно развела руками.
– А я забыла его спросить, как. А он и не сказал, а может, и говорил, только прослушала я.
– Не поняла? Он тебя
Вилена улыбнулась.
– Обыкновенно. Виленой. Он спрашивал, – отвечала я. Он рассказывал, – слушала я. На концерт пригласил. В театре «Песняры» выступали.
– И ты пошла?
– Конечно. А куда деваться? Он в троллейбусе мне два билета в карман сунул, сказал, на работу надо, срочно, по делам. Попросил через час дождаться в вестибюле театра перед началом концерта. А сам сошёл на остановке, возле издательства, а в библиотеку поехала я.
Вилена смолкла, подошла к окну, мечтательно разглядывая узоры на стекле. Мать подняла нож, машинально зажгла газовую плиту, поставила на неё пластмассовую миску с нечищеной картошкой. Моментально запахло горелым пластиком.
– Мама! Ты что?! Мама!
Плиту отчищали вдвоём, мать дрожащими руками, а Вилена весело досказывая:
– В общем, пошла на этот концерт, мама, пошла. Да и «Песняров» стало жалко, не каждый день в наш город заезжают. Меня не увидят. А он
уже там, с цветами дожидается.
– Это тот, который не с огорода и которого ты имени не знаешь? – уточнила Алевтина Дмитриевна.
– Тот. В общем, послушали концерт, хороший, сердечный, а потом в кафешку пригласил, но не согласилась я.
– Понятно, правильно, нечего со всякими первыми встречными… И ты домой поехала?
– Ну, во-первых, не одна. И не поехала, а пошли.
Мать ошеломлённо взглянула вначале на дочь, затем на окно.
– И вы через эту метель пешком? Почти через весь город, да тебя в погожий день-то через дорогу перейти не выго…
– Мама, какая метель?! Ветер, снег, всё как обычно. Не тепло, но и не холодно. Он о музыке рассказывал, про ребят из «Песняров», про ансамбли разные, стихи читал, которые песнями стали, интересно.
– Ну, предположим. Как зовут его, ты не знаешь, а откуда, кем работает, куда уезжает, выяснила?
– Мама, а зачем? Какая разница?! Его слушала я! Просто слушала.
Вилена подошла к букету, развернула.
– Ты не представляешь, мама, какой у него красивый голос, бархатный, как эти розы, словно мелодией сердце обнимает.
Мать обречённо опустилась на стул.
– Понятно, Виленочка, есть подозрение, что ты действительно влю… увлеклась, коли про сердце с мелодией вспомнила.
– Мама, не говори глупостей! Завтра к нему на свидание не пойду.
– Почему?
– Если всё, что наговорил, нешуточно, после командировки доскажет и докажет.
– Не ходи, тебе решать. Но он, может, и сам к нам… Он тебя провожал до дома…
Лицо Вилены потускнело, она прижала к себе цветы и снова подошла к окну.
– Понимаешь, мама, нет. Вон там, у светофора, какая-то иномарка остановилась, дорогая, из этих, из джипов громадных. Из неё карлик вы-
плюхнулся, уродец редкостный, с какой-то высоченной симпатичной блондинкой, так этот, с бархатным голосом, едва машину увидел, только и