Бриллианты имперской короны (др. перевод)
Шрифт:
8
Пааво Куусинен большую часть послеобеденного отдыха провел в дреме, растянувшись под крикетным деревом с желтыми листьями. Он расположился на небольшом возвышении примерно в полумиле от резиденции графини Анастасии; открыв один глаз, он мог обозреть сверху все, что находилось позади дома, а также задний портик с его двойным рядом колонн, выходивший на гладкий просторный крокетный корт, окруженный аллеей деревьев с красными плодами Через мощный бинокль, бывший у него с собой, Куусинен мог разглядеть окна, выходившие на задний двор, и время от времени мелькавшие там неясные очертания фигур, главным образом, роботов. (Со своего удобного места наблюдения он не мог видеть загороженного переднего окна, за которым в плену с отличной кухней томилась Амалия Йенсен, однако не следует забывать, что в этом деле Куусинен был новичком). Его флаер был припаркован в незаметном месте, по другую сторону холмика.
С утра смотреть особенно было не на что, разве что на графиню, игравшую в крокет с бароном Синном. Поставив свой бинокль на максимум, Куусинен разглядел, что, помимо крокетных молотков оба были вооружены пистолетами. Он следил за игрой достаточно долго, чтобы выяснить, что графиня была страстным и искушенным игроком. Она дала барону мяч особого красноватого оттенка, и когда с треском, доносившимся даже до холмика, где расположился Куусинен, она посылала мяч за край площадки в аллею, Синну приходилось разыскивать мяч среди упавших фруктов, а они были того же размера и оттенка. Куусинен пришел к заключению, что цвет мяча оказался ничем иным, как психологической военной хитростью со стороны графини. И это сработало. Обе игры Анастасия выиграла.
Во время сиесты игры закончились. Куусинен задремал. Проснувшись, он зевнул, потянулся и снова обследовал окна с помощью бинокля. Ничего интересного. Куусинен отправился к корзине для пикника, которую доставили ему из ресторана, съел салат из лососины и выпил бутылку ринка. Возможно, подумал он, следует позвонить Мейстралу и анонимно сообщить ему, в каком месте держат в плену Амалию Йенсен. Затем решил подождать со звонком до утра.
Появились звезды. В листве крикетного дерева зашелестел прохладный ветерок. Куусинена пробрала дрожь, и он завернулся в накидку. Через минуту, когда ветер стих, он услышал нежный шепот флаера где-то высоко в ночном небе. Куусинен навел бинокль вверх и безошибочно опознал силуэт Густафсона SC-700, летевшего по Млечному Пути. Он улыбнулся. Флаером Мейстрала был «Густафсон».
Флаер приземлился на расстоянии более мили, на дальней стороне гряды, как корона, украшенной деревьями, в том месте, где открывался вид на парадный вход дома. Куусинен не мог видеть их со совей позиции, но его это не волновало. Он достал из флаера несколько таблеток-стимуляторов и проглотил их, не запивая водой. Куусинен собирался быть начеку. Что-то должно было случиться, и он был уверен, что когда Мейстрал начнет действия, ему как-нибудь удастся это увидеть.
Над головой просвистел еще один флаер, промчавшись мимо холмика Куусинена. Пааво поднял глаза и помахал рукой. Еще один «Густафсон-700», причем так близко, что можно было разглядеть сидевшую в нем пару. Флаер описал круг и приземлился рядом с первым. Через несколько минут оба флаера поднялись и умчались за горизонт.
Куусинен нахмурился. Поведение Мейстрала — если это действительно был Мейстрал — казалось странным. Но потом он сообразил, что флаеры, по-видимому, были куда-то отосланы на автопилоте — на тот случай, если кто-нибудь видел, как они садились.
Пааво Куусинен улыбнулся — первая волна симуляторов начала свой танец по его нервам. Все это обещало быть очень занимательным.
— Эй. Знаешь, что получается, когда врезаешься в дрифтерный рейнджер с дизермуном? Младенец, и весь багрового цвета.
У Амалии Йенсен от смеха сделались колики. Хохоча, она подняла скованные ноги и болтала ими в воздухе. Тви улыбнулась. Это была не такая уж плохая идея — оставить Амалию крепко связанной после сиесты и тихонько спуститься вниз за бутылкой вина. Чтобы пробраться незамеченной, Тви пришлось проскользнуть по винтовой лестнице в круглой библиотеке на восточной стороне, но для тренированного вора это не представляло особой трудности. Она поглубже зарылась в свое кричащее кресло.
— Мой дед работал дизермуном целый сезон, — сообщила Амалия. — Он рассказывал об этом кучу историй. Это было до Восстания. Он командовал крейсером на Хорне, но с Адмиралом Сколдером познакомился только после войны. — Она вздохнула. — Отец тоже служил во флоте. До двенадцати лет я сменила шестнадцать баз. А потом отец погиб в катастрофе на «Хотспуре Б» и мама приехала сюда. Мы жили с дедушкой до его смерти.
— У меня было такое же детство, — отозвалась Тви. — Только мои родители оба были гражданскими служащими. — Она подумала, что не слишком много выдаст таким признанием — имперских гражданских служащих насчитывались сотни миллионов.
— Большая часть мест были нормальными. Граница довольно близко от Земли, так что базы в основном были поблизости или на планетах, которые уже давно были заселены. Так что мой отец не был членом Корпуса Пионеров или чего-нибудь в этом роде.
— Но все равно он был военным. Могу себе представить.
— Жизнь была, скажем так, дисциплинированной. Но это нормально. Что мне не правилось — это то, что он постоянно куда-то уезжал.
— Но вы сами не пошли во флот.
Амалия Йенсен пожала плечами. Ее лицо ничего не выражало:
— У меня была эпилепсия в легкой форме. С помощью лекарств ее можно было контролировать, но из-за этого я не годилась. На ее лечение нужны большие расходы, и флот предпочел тратить деньги, обучая кого-нибудь другого.
— Извините. — Тви заинтересовалась, что такое эпилепсия. Видимо, какая-то особенная человеческая болезнь.
— Я могла пойти в Планетную Службу. Но для меня вопрос стоял так: флот или ничего. — В желудке Тви заурчало. Она посмотрела на часы и сообразила, что скоро Хотвинн принесет ужин. Лучше допить бутылку. — Еще вина? — спросила она.
— Спасибо. Так что вместо этого я стала заниматься политикой. Мне казалось, это самый лучший способ выполнять свой долг. Во всяком случае, вне флота. — Тви свела вместе лодыжки и запястья Амалии, налила вина, отступила назад через комнату и снова уселась в свое кресло, проделав все это, пока Амалия говорила.
— Думаете, отец бы вас одобрил? — спросила Тви.
— Думаю, да, — отозвалась Амалия. — Он и дед всегда были ярыми сторонниками человеческой расы.
Тви задумчиво потягивала вино:
— А вот мои родители совсем меня не одобряют, — произнесла она. — Пока я росла, мы постоянно воевали. Но интересно. Если бы мой отец умер, когда мне было двенадцать, была бы я сейчас в имперской форме, пытаясь изображать лучшего служаку за все времена на пятидесяти планетах?
Амалия Йенсен, казалось, была погружена в свои мысли. Раздался стук в дверь, от которого обе подскочили, а потом — голос Хотвинна.