Брисингр
Шрифт:
Они, наверное, с минуту смотрели друг на друга, не шевелясь и не говоря ни слова. Эрагон был потрясен тем, какое это для него облегчение — вновь видеть ее. Он ведь и впрямь по-настоящему ни разу не чувствовал себя в безопасности с тех пор, как они расстались.
«Я скучал по тебе», — прошептал он.
Она один раз моргнула.
— Насуада, ты еще там?
Еле слышимый ответ донесся до него откуда-то справа от Сапфиры:
— Да, но с трудом здесь умещаюсь.
— Не могла бы ты передавать мне на словах мысли Сапфиры?
— Я бы с огромным удовольствием, но в данный момент я зажата где-то между ее крылом и шестом, на котором держится шатер, и свободного места совершенно не осталось.
— Да, пожалуйста.
Насуада несколько секунд молчала, затем с интонациями, до такой степени напоминающими интонации Сапфиры, что Эрагон чуть не засмеялся, сказала:
— Ты здоров?
— Здоров, как бык. А ты?
— Сравнивать себя с каким-то жалким говядом не только смешно, но и оскорбительно! Но я, как всегда, в полном порядке, если ты об этом. Я очень рада, что Арья с тобой. Тебе весьма полезно иметь рядом кого-то разумного, кто способен защитить тебе спину.
— Согласен. Помощь всегда кстати, особенно когда ты в опасности.
Хотя Эрагон и был благодарен, что они с Сапфирой могут поговорить, пусть даже через посредника, но устная речь, как ему теперь представлялось, оказалась довольно жалким заменителем того свободного обмена мыслями и чувствами, который был свойствен им с Сапфирой. Кроме того, присутствие Арьи и Насуады, естественно, мешало Эрагону быть совершенно откровенным и затрагивать совсем уж личные темы — например, спрашивать, простила ли Сапфира то, что он обманом заставил ее улететь из Хелгринда, оставив его там. Сапфира, должно быть, испытывала примерно ту же неловкость, ибо и она воздержалась от упоминания об этом. Они поболтали еще немного о прочих вещах, не имевших к этому отношения, и попрощались. Прежде чем отступить от магического зеркала, Эрагон приложил пальцы к губам и безмолвно прошептал одними губами: «Прости меня».
Серебристое свечение разлилось вокруг каждой из тех чешуек, что окаймляли глаз Сапфиры; взгляд ее стал почти нежным, нижнее веко разгладилось. Она медленно прикрыла глаза, и Эрагон понял, что она поняла его слова и не держит на него зла.
Простившись с Насуадой, Арья остановила действие заклятья, выпрямилась и аккуратно стряхнула с платья землю и древесную труху.
Пока она приводила себя в порядок, Эрагон просто места себе не находил; никогда еще он не чувствовал такого нетерпения; сейчас ему хотелось одного — мчаться во весь опор к Сапфире и остаться с нею наедине у костра.
— Пойдем скорее, — сказал он Арье, а сам уже двинулся в путь.
10. Деликатный вопрос
Мышцы у Рорана на спине хрустели и трещали, когда он выковыривал из земли этот валун.
На мгновение придержав огромный камень ляжками, он с рычанием поднял его над головой и, наверное, целую минуту держал эту сокрушительную тяжесть на вытянутых руках, а когда его плечи дрогнули, бросил камень на землю перед собой. Валун упал с глухим грохотом, на несколько дюймов уйдя во влажную землю.
По обе стороны от Рорана двадцать варденов с огромным трудом ворочали такие же тяжеленные глыбы. Впрочем, это удавалось только двоим из них; остальные, оставив бесполезные попытки, принялись за более легкие камни. Роран был рад, что месяцы, проведенные на кузне у Хорста, и долгие годы тяжелой фермерской работы дали ему достаточно сил, чтобы кое в чем превзойти тех, кто лет с двенадцати каждый день держит в руках боевое оружие.
Роран несколько раз взмахнул руками, как бы стряхивая с них жгучую боль, вызванную перенапряжением, и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов; воздух приятно холодил его обнаженную грудь. Он растер правое плечо, обхватив ладонью его округлую поверхность и ощупывая ее пальцами, и в очередной раз убедился, что от укуса раззака не осталось и следа. Он улыбнулся: приятно было снова чувствовать себя здоровым.
Короткий пронзительный крик боли заставил Рорана оглянуться. Олбрих и Балдор упражнялись в фехтовании с Лангом, смуглым, покрытым боевыми шрамами ветераном, который учил их различным боевым искусствам. Даже сражаясь с двумя противниками одновременно, Ланг одолевал их и своим деревянным учебным мечом уже разоружил Балдора и как следует врезал ему по ребрам, а потом так ударил Олбриха под коленку, что тот растянулся на земле, как лягушка, и все это в течение нескольких секунд. Роран отлично понимал этих ребят; он и сам только недавно завершил свое обучение у Ланга, и эта школа оставила на его теле еще несколько новых отметин в придачу к тем, что, уже слегка побледнев, красовались там после Хелгринда. Вообще-то он по большей части предпочитал пользоваться своим молотом, а не мечом, однако все же считал, что следует уметь управляться и с клинком, когда того потребует ситуация. Холодное оружие требовало куда большей тонкости и точности, чем, по мнению Рорана, заслуживали сражения с воинами Гальбаторикса; один приличный удар молотом фехтовальщику по запястью, рассуждал он, и этот воин, даже если на нем доспехи, будет куда сильнее занят своими переломанными костями, чем защитой от противника.
После сражения на Пылающих Равнинах Насуада официально предложила жителям Карвахолла присоединиться к варденам. И все они ее предложение приняли. Те же, кто наверняка отказался бы, и так предпочли остаться в Сурде, когда жители Карвахолла останавливались в Дауте на пути к Пылающим Равнинам. И теперь каждый дееспособный мужчина вытащил свое оружие — самодельное копье и щит — и принялся постигать воинское искусство, чтобы сравняться в этом отношении с любым противником, которого пошлет ему судьба. Обитатели долины Паланкар привыкли к нелегкой жизни. Размахивать мечом оказалось не труднее, чем рубить дрова, и гораздо легче, чем поднимать целину или мотыгой выкапывать свеклу на поле в несколько акров да еще и под палящим солнцем. Те, кто обладал каким-либо полезным ремеслом, и продолжали им заниматься, оказывая варденам те или иные услуги, однако в свободное время и эти люди тоже старательно упражнялись в боевых умениях, ибо, когда прозвучит сигнал боевой тревоги, расчет в лагере был на каждого.
Вернувшись из Хелгринда, Роран с неизменным пылом предавался подобным занятиям. Помочь варденам победить Империю, а значит, в итоге, и Гальбаторикса — вот то единственное, что он мог сделать, чтобы защитить своих односельчан и Катрину. Он был не настолько самонадеян и отнюдь не рассчитывал в одиночку качнуть в свою сторону маятник войны, однако же верил в собственные силы и свою способность сплачивать людей и понимал, что если соберется как следует, то сможет значительно увеличить шансы варденов на победу. Однако же он должен был оставаться живым, а это означало, что он обязан заботиться о своем физическом здоровье и как можно лучше овладевать оружием и приемами, призванными для уничтожения противника, чтобы самому не пасть от руки более искушенного и умелого врага.
Роран прошел через площадку для фехтования, направляясь в свою палатку, которую делил с Балдором, и на небольшом лужку с густой травой заметил бревно футов в двадцать длиной, очищенное от коры и до блеска отполированное тысячами рук, которые каждый день касались его. Не замедляя шага, Роран повернул к этому бревну, подсунул пальцы под его толстый конец, приподнял и, кряхтя от напряжения, поставил на попа. Потом чуть толкнул бревно, и оно упало в другую сторону. А Роран, ухватившись уже за более тонкий его конец, повторил все сначала.