Бритва Оккама в СССР
Шрифт:
– В шубе? – не понял я.
– Вот именно! В шубе! Летом! У Христони там, конечно, народ совсем с пропитыми мозгами трётся, могли и в шубе ходить… Но никакой шубы нами найдено не было. Только польты, поеденные молью, – он так и сказал: «польты». – Но если был там пятый, тот, который из лишнего стакана пил – он мог в ней и уйти… И что мне теперь – ходить по улице и спрашивать у всех подряд, не видали ли они мужика в шубе? Скажут – всё! Поплыл Олежа! Свистнула фляга! – Соломин сделал досадливую гримасу.
Олежа? Вот так новости! Так его Олегом зовут! Сколько я Соломина
– Олежа, – сказал я как можно более душевным голосом, – а ты можешь спросить у Антонины в следующий раз, как встретитесь, не видала ли она в тот день лешего?
Квадратные глаза Соломина – это отдельное произведение искусства.
– Германушка, – елейным тоном проговорил он, – иди ты в жопу.
Неимоверно легко писать фантастику: можно просто взять – и придумать неизвестные или недостающие детали. Адски сложно писать фантастику: нужно придумывать чёртову уйму всего, башка запросто может разорваться на тысячу маленьких медвежат!
То ли дело реализм: что вижу, то пою. Стол, стул, дерево. Москва – столица нашей Родины. Пломбир на вытянутой руке, стекающие по пальцам капли мороженого, через дорогу – ларёк с надписью «ПИВО», тут же – короткие юбки, загорелые ножки, запах мокрого асфальта, шелест ветра в кронах деревьев, сгоревшая и зудящая кожа на шее… И читатель сразу понимает, о чём идёт речь, вполне себе натягивает сову авторского текста на глобус собственного опыта!
А каково это – писать фантастику про будущее, которое я видел собственными глазами? Как это вообще возможно: интересно и весело объяснить, как звучит дабстеп, почему Хагги Вагги – это детская игрушка, зачем в пломбире пальмовое масло, на белках глаз – татуировка, а ребёнку в пять лет – смартфон? И что такое смартфон, и чем отличается Айоэс от Андроида, шампунь Тимоти от другой субстанции с таким же названием, и почему субстанция думает, что она певец?
А ещё ведь есть спиннер, свайп, вейп, вайб, вайбер, тиндер, барбер, Бибер, сиди, дивиди, фейс-айди, фейсбук, ноутбук, фэмили-лук, флюгегехаймен, кот Саймон, Кончита Вюрст, силиконовый бюст, буст, Раша Тудей, Автор Тудей, и прокладки супертонкие Лайф Эври Дэй! А ещё – слаксы, снюсы, нюдсы, Нюши, Няши и Мяши, и прочий жупел, месть, смерть и преисподняя!
– А йо-о-о-оп твою мать! – я судорожным движением вырвал из печатной машинки испорченные листы бумаги, скомкал вместе с копиркой и швырнул в дальний угол комнаты. – Чтоб я сдох!
На самом деле всё началось с интернета и смартфонов, да. И я честно попытался объяснить, что это такое, но… Но чтобы сделать это технически достоверно, мне не хватало образования в айти… Чёрт меня бери, ещё и что такое айти объяснять! Короче, не хватало. А если делать поверхностно – то получится как у Жюля Верна с этим его «Наутилусом». Он такой, потому что такой, ибо автор так захотел!
С другой стороны… Какого хрена? Машеров же так и сказал – Жюль Верн, значит – будет Жюль Верн. К чёрту заклёпки, полупроводники и вот это всё хомячество! Я пишу приключенческий роман!
– Ой-ёй! – сказала Яся через окно. – Приключенческий роман? Вы книгу пишете? А я думала, вы – журналист!
– Журналист, – сказал я, холодея от мысли, что всё это говорил вслух. – А ещё – водитель, строитель, учитель, грузчик, могильщик, молотильщик, льна теребильщик и швец, и жнец, и на дуде игрец. Рад видеть! Ну что там, как экзамены?
– Так послезавтра следующий! Я опять почту развожу, тётя Тоня же в больнице! Я газеты принесла для Василия Петровича! А пенсию, кстати, теперь только с милицией будут развозить.
– И хорошо, и правильно! А тётю Тоню свою ты видела? На поправку она идёт? Какие прогнозы? – поинтересовался я, любуясь на девицу-красавицу.
Эта Яся и вправду была прехорошенькой.
– Видела! Даже говорила с ней! – она ловким, простым движением поправила стянутые в хвост волосы и тряхнула головой, приводя причёску в порядок.
Очень естественная, живая, славная девочка, уже почти девушка, без жеманства и кокетства, зато – явно умненькая. Таких там, в двадцать первом веке, будут считаные единицы. В основном барышни станут склонны к использованию всяких-разных образов и масок, как чисто внешних – типа крашеных волос, макияжа и пирсинга, так и поведенческих, навязанных мейнстримом. Ну вот это «я бываю нежной, я бываю дикой…» Тут тоже такие уже водились. Та же Май до замужества. Но Ясей и Тасей пока что было гораздо больше, чем этих стерлядей. Да и стерляди, получается, пока ещё имели все шансы превратиться в настоящих женщин, потому что тут стерлядство в целом порицалось. В будущем ситуация поменяется не в лучшую сторону… Стерлядство-то будет превозноситься, холиться и лелеяться не только самими женщинами, но и солидным процентом мужиков!
– Чего вы на меня так смотрите? – спросила Ярослава.
– Говорю же – вы на девчат моих похожи. У меня их три: Ася и Вася – маленькие, а Тася, моя жена – побольше. Все три – ну такие красавицы, что просто ужас!
– Хи! – сказала девушка. – Тася, Вася и Ася. А я, получается, Яся! Действительно – подходит.
– Действительно, – согласился я. – Давайте я чаю нам налью и выйду во двор, а то неудобно через окно разговаривать. Очень мне хочется узнать, что вам Антонина поведала. Наверняка с вами она более откровенна была, чем с сотрудниками милиции, да?
– Ой-ёй, а я ей про вас тоже рассказала! Про то, что это вы её спасли!
– Ну, не я, а Соломин… – было забавно наблюдать, как изменилось её выражение лица при упоминании симпатичного майора милиции.
– Да что вы такое говорите? Я ж помню как вы подкинулись и побежали, и про участок спросили… Вы что-то знали, да? Или – чувствовали? – ей прямо нравилось ощущение причастности к возможной тайне.
А какой девочке в шестнадцать это бы не нравилось? И мальчику, впрочем, тоже.
– Чай, Яся. Ага?