Бронебойный экипаж
Шрифт:
– Женщины они очень сильные, – неожиданно вставил молчаливый Омаев. – Они сильнее нас. Мы вот на фронт пошли, погибнуть можем. Горе, конечно, для близких, а им там в тылу каково? И работать надо, и детей кормить-растить. Они там живут так, как будто права не имеют ни умереть, ни заболеть. На них все держится. Иногда я думаю, что на них вообще земля держится.
– Да так и есть, Руслан, – вздохнул Бабенко.
– Почему не спите? – Соколов вошел и присел рядом с Логуновым на деревянный ящик. – Времени три часа ночи, а завтра тяжелый день.
– Нам там осталось совсем немного, Алексей Иванович, – не по-военному ответил за всех Бабенко. – Все равно кабеля в защитной оплетке нет. А без него мы и мотор проверить не сможем и всю электрику.
– Кабель будет утром. Завтра все будет. И завтра мы должны закончить все работы на «семерке».
Соколов говорил, а сам думал о том, что вот эти люди для него не просто подчиненные, а его семья. Ведь если вдуматься, то ближе них у него никого и нет. Бабенко вот назвал не командиром, не по званию, а по имени-отчеству. Замечание бы сделать наедине, а не сделаю. Мне же приятно, что он так сказал. Вроде как к старшему обратился, а я чувствую в нем что-то почти отеческое. Хороший он дядька, инженер грамотный. Он как отец всему экипажу. Парни хорошие у меня: Бочкин и Омаев. Молодые еще, горячие и неопытные, но надежные ведь. Как на себя на них могу положиться. А про Логунова и говорить нечего. Правая рука. И левая тоже. Куда я без его опыта боевого? Поругать бы их, что не спят, а не хочется.
– А что это для нас так стараться начали? – Логунов подозрительно посмотрел на командира. – За ночь нам и кабель, и фильтры достанут? Что-то случилось?
– Приказ, ребята, – подумав немного, ответил Соколов. – Двое суток дали на завершение работ и подготовку. Нас прикомандировали к оперативной механизированной группе. Боевая задача очень сложная. Подробности перед самым выходом. А за эти дни нам надо хорошо подготовиться. Василий Иванович, надо получить сухой паек, два комплекта боеприпасов. Коля, подготовь раскладку. Руслан, завтра зайдешь на узел связи, там тебе дадут новые разъемы для антенны и радио-телеграфный ключ. Ну, а вы, Семен Михайлович, проконтролируйте, чтобы техники все закончили с «семеркой». К вечеру танк надо выгнать из мастерской и сразу проверить на дороге около леса. Там овражки, балка с крутым склоном.
– Сделаем, командир, – за всех ответил Логунов, потом решительно хлопнул себя ладонями по колеям и поднялся на ноги. – А теперь, экипаж, всем спать. Что лейтенант приказал? Отдыхать!
Подготовка шла своим чередом. «Семерка» вышла из мастерских, Бабенко погонял ее по пересеченной местности. Пришли дополнительные карты, командиров оперативной мехгруппы еще дважды собирали для уточнения задачи. И дважды Соколов имел не очень приятный разговор со старшим лейтенантом Кравченко, который в этой операции стал его командиром.
В первый раз Кравченко стал расспрашивать об обстоятельствах, в результате которых в августе Соколов вместе с экипажем попал в плен и потерял свой танк. Тема была не из приятных, потому что после возвращения на Алексея крепко насел Особый отдел. Был момент, когда он уже не сомневался, что всех вернувшихся тогда из плена: и экипаж «семерки», и освобожденных Соколовым военнопленных, прорвавшихся с боем через линию фронта, в конце концов арестуют и отправят в штрафбат.
Второй разговор был о составе экипажа «семерки». Кравченко предложил заменить молодых танкистов Бочкина и Омаева на более опытных. Алексей категорически отказался, объяснив, что экипаж вместе воюет несколько месяцев, именно с этими танкистами Соколов участвовал в сложных боевых операциях. И все заслуги и опыт, приобретенный им на войне, не его лично, а всего экипажа. Кравченко посмотрел неприязненно на младшего лейтенанта и сухо заметил, что эти вопросы он решит сам, по команде, без участия командира взвода.
Но прошли сутки, а вопрос о смене экипажа так никто и не поднял. У Алексея была даже мысль опередить события и попробовать обратиться к майору Лацису, но воинская субординация не поощряла обращение к вышестоящему начальнику через голову непосредственного командира. Разве что только в самых крайних случаях. И, стиснув зубы, Соколов решил ждать.
Утро последнего перед выходом дня было самым напряженным. Проверялось и перепроверялось все, что можно было проверить. Соколов около полудня подошел к своим танкистам предупредить, что через два часа начнется формирование колонны. Нужно будет занять свое положение со вторым танковым отделением в середине колонны, куда Кравченко определил «семерку». Но когда Алексей подошел к танку, то увидел, что Бочкин складывает в вещмешок консервы, хлеб, сахар. Логунов перестал подавать из танка сухой паек, а Бабенко кинулся к командиру и тихо заговорил, пытаясь взять Алексея за ремень портупеи.
– Товарищ младший лейтенант, мы вас ждали. Вот посоветоваться хотели. Коля хочет сходить попрощаться с Лизой. Отпустите его на полчасика. Ничего ведь страшного не случится за это время. А если что, так мы сбегаем за ним, а?
– Хорошо, пусть сходит, – глянув на наручные часы, согласился Соколов, а потом посмотрел на вещмешок. – А это зачем? Василий Иванович, вы же упаковали НЗ полностью?
– Это, – Логунов замялся, переглянулся с другими танкистами, а потом выбрался из люка и подошел к командиру. – Это мы хотели вашего разрешения спросить. Можно Николай девушке в госпиталь передаст? Она ведь изможденная, рана открылась. Ей хорошее питание нужно.
– Ребята! – изумился Соколов. – Вы с ума сошли что ли? Мы уходим в рейд, а вы продукты хотите забрать из запасов. А если нам несколько дней нельзя будет остановиться и жевать на ходу придется? Куда я с голодным экипажем? И вы думаете, что Лиза в госпитале некормленная останется. Да там питание лучше, чем у нас!
– Ну, – Логунов развел руками и посмотрел на других танкистов. – Я вам что говорил. Вот ведь народ, а! Как я дал себя уговорить?
– А я им говорил, – вдруг заявил Омаев, высунув голову из переднего люка. – Цветы надо ей подарить. С цветами прощаться надо идти, а не с буханкой хлеба. А они мне рот открыть не дали.
– Коля, – Соколов снова посмотрел на часы. – Сорок минут тебе на прощание, а потом бегом к танку. Времени мало, могут объявить тревогу каждую минуту.
– А где я цветы возьму в октябре? – Бочкин сунул вещмешок Логунову в руки и недовольно посмотрел на Омаева. – Тут никаких теплиц и ботанических садов с паровым отоплением нет.
– Ребята, а ведь это мысль, – вдруг оживился Бабенко и заулыбался с довольным видом. – Нет, конечно, здесь цветочных магазинов, нет старушек с мимозами, да и сезон, мягко говоря, не тот. Но ведь цветы есть всегда на подоконниках. Люди их разводят в любое время года и во все времена. Это же не дом, когда в нем нет цветов. Вот вам и выход.
– Семен Михайлович, – Соколов покачал головой, – вы что, советуете украсть цветы с подоконника какой-нибудь старушки?
– Почему украсть? – смутился механик-водитель. – И почему у старушки? Есть тут в деревне вдовушка одна, у нее цветы – просто загляденье. Окно полыхает, только она занавеску отодвинет. Аж на улице светлее становится.
– Так, – рассмеялся Логунов. – Наш инженер тихой сапой вдовушку себе тут присмотрел. А я думаю, что это он…
– Ну, хватит, Василий, – нахмурился Бабенко. – Что ты в самом деле. Неприлично даже как-то.