Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов
Шрифт:
— Оправился? — Спросил милиционер. — Давай сюда!
Он уже открывал замок.
Сокамерников было двое — оба не спали. Один лежал, накрыв лицо курткой, чтобы не бил свет в глаза. Другой был на ногах
— Чего они тебя? — спросил тот, что, не останавливаясь, мерял шагами камеру.
— Давление повышенное…
— Косишь, что ли?
Лежавший и головы не повернул, когда Николу вернули. Спросил только:
— Врач приезжал? И чего?
— Колеса дал.
Таблетки,
От внимания сокамерников укрыться было тяжелее, чем от вопросов дежурного.
Никола лег, закрыл глаза.
Сокамерники тем временем разговорились.
Начали с общих тем. За что сидел, где… Что за зона… В в каких городах и с кем воровал.
Оба постарались представить себя гнилыми до нельзя братками, жившими по понятиям, иначе — бывалыми и опытными.
Тот, что ходил по камере, был москвичем, второй все чаще вспоминал Рыбинск, Буй, Нерехту…
" Залетный что ли?!»
Подозрительно быстро оба нашли общих знакомых.
— Вася «Буржуй»?! Я с ним бегал. В натуре.
— Меня за него таскали. В Кинешме. Потом в Москве. Мосластый такой опер… В районе Таганке.
— Знаю. Его убили. Глухонемые…
" Чего ж вы пока меня не было в камере не разобрались? Молчали что ли?!»
Никола лежал, не открывая глаз. Это у него было привычным: первые часы проводить молча, не вступая ни в какие разговоры. Прислушиваться.
Сокамерники теперь уже во всем доверялись друг другу. Присутствие третьего человека их ничуть не смущало.
— Ты как идешь? — Залетный стащил куртку с лица, повернулся на бок.
Никола незаметно оглядел его. Внешность была запоминающаяся — худой, с вытянутым черепом и грубыми, выдававшимися вперед надбровьми.
Ходивший по камере ответил тихо, но достаточно громко. Николе было все слышно.
— Я в несознанке…
— А чего тебе вешают?
— Разгоны…
Никола взглянул на него — длинноволосый, тщедушный — на разгонщика, который под видом мента производит обыски в квартирах, он не был похож.
— А кого брал?
— Все технически. Цеховики, спекулянты…
— А я, братан, в розыске… — Залетный заскрипел зубами по–блатному долго и громко. — Контора получит ориентировку и мне вилы.
— Этапируют?
— Запросто. В Нерехту.
— А там чего?
— Мокруха. Кроме того универмаг. Прямо на центральной площади…
Они продолжали подозрительно громко шептаться. Николе с его ложа было все слышно. Происходивший на его глазах спектакль был разыгран для одного зрителя,
непосредственно для него — для Николы.
Залетный хрустнул пальцами, вытянулся на аккуратно, строчка к строчке, — как это привык делать в камере и Никола–уложенных на нары брюках.
Манеры
На Залетном лежал четкий отпечаток зоны.
Никола все просек. Как Залетный посмотрел, как провел по губе кончиком острого языка, как промокнул аккуратно сложенным платком виски.
Сокамерники постепенно исчерпали темы воровского своего прошлого, по–тихоньку начали цеплять настоящее, а там уже было рукой подать до ближайшего будущего.
— У тебя хаты нет в Москве? — спросил Залетного.
Тот, что продолжал, как маятник, ходить от стены к стене, объяснил:
— Я не могу тебе помочь, братан. Меня до суда не выпустят… А после суда тем более.
— Как быть?!
Разговор оборвался искусственно в разгар кульминации.
Оба оглянулись на Николу, словно только заметили.
Начал Залетный:
— Слышь, земляк…
Никола отвернул голову от стены.
Из сортира за стеной донесся грохот спускаемой из бачка воды. Мусор спустил воду — с понтом — сидел на очке.
«Давайте, мол. Болтайте спокойно…»
Сам же, должно быть, дернулся в коридор, прижался к двери. Слушал.
Глазок на двери был прикрыт. Но это ничего не значило.
" В камере — все равно, как в аквариуме. Со всех сторон тебя видать…»
Он покосился на собеседника, тот спокойно болтал о вещах, которые говорят только на ухо и то — человеку, которому доверяешь…
— Земляк… — Залетный присел рядом с Николой. — Меня сейчас нагонят… Дежурный сказал.
— Ну!..
Никола вступил в разговор нехотя.
— А утром придет телеграмма. Есть санкция на арест и этапирование. Меня ищут. Они там в Нерехте уже во всю сейчас бегают. А у меня в Москве ни хаты, ни надежных кентов. Помоги…
МЕНТЫ. ИГУМНОВ, ЦУКАНОВ
Машина, которую дежурный послал за Игумновым, все не появлялась. Игумнов поглядывал на часы.
У дома Ельцина, напротив, он снова увидел людей из Главного Управления Охраны КГБ: парень с девахой косили под влюбленных, мужик в коже на углу вроде ловил машину и все не мог поймать….
«Что толку , — Игумнов подумал о звонке из дежурной части, — если одни здесь всю ночь без сна, а другие за бутылку коньяка готовы отпустить из–за решетки кого–угодно…»
Он думал о Николе.
Забирать из 33–ьего его надо было как можно скорее. Данные Ефима Анчиполовского мгновенно опровергались при детальной проверке на месте.
Так уж все получилось.
На жилплощади Анчиполовского были прописаны в Москве картежники — и Эдик, и Муса. Этот адрес и данные хозяина попали в руки Игумнова и Качана, когда они через катал–кавказцев разыскивали таксистов–убийц.