Бронзовый котелок Орсиевых
Шрифт:
Пьянящий, насыщенный кислородом сельский воздух резко контрастировал с внутренним напряжением городского гостя, и совсем не подходил к морально тяжелому испытанию по экзорцизму. Всего то и хотелось так это выпить стакан парного молока и сесть на лавочке полузгать семечки. Доносился лай собак. Антон подошел к воротам и с силой утопил дверной звонок. В это время у соседнего дома, скрипя рессорами и тормозами, остановилась потрепанная грузовая газель. Вышедший водитель, высокий и худощавый парень в камуфляжных штанах и футболке бросил на чужака короткий взгляд и скрылся за калиткой.
Наконец открылась дверь и Антона приветствовал сам Богатов: «Ждем вас, всё только хуже и хуже», – с ходу начал Виктор дрожащим голосом. «Разберемся», – ответил спокойно Антон и шагнул во двор. «Собаки нету?»,– спросил он, оглядывая дом. «Нету, есть кот». Солнце мая клонилось к закату, красновато-оранжевыми лучами окрасив вечер. Антон поднял взгляд и в окне второго этажа увидел стоящий силуэт девушки. Волосы её были распущены и ниспадали на белую ночную рубашку. Девушка, казалось, усмехнулась и отступив назад, растворилась в комнате.
Войдя в прихожую, Антон почувствовал запах лекарств. Из кухни вышла Елена со стаканом в руке.
– Добрый вечер, Антон, я корвалол весь день пью, извините за запах, наверно сильно пахнет.
– Да ничего-ничего. У вас довольно уютно. Мне надо мантию надеть и кое-какие отвары приготовить.
– Проходите на кухню. Чаю?
– Нет, благодарю, лучше сразу к работе, – голос Антона был уверенным, но внутри с каждой минутой росло беспокойство. Изгнания на бумаге выглядят довольно простыми, но как пройдет это? Тем более это первое его дело с иным в человеке.
Торопливо достал он из сумки атрибуты, и облачившись в черную расписанную белыми заклинаниями на латыни мантию, он стал походить на священника, для пущего сходства не хватало бороды и куфьи.
– Такс, ну в сумке у меня кое-какие отвары, непосредственно при контакте с заболевшей использовать. Я готов. Идем.
– Ох, только бы получилось, – вырвалось из уст Елены и глаза её наполнились слезами.
– Я думаю всё будет хорошо, я постараюсь!
В понуром молчании все трое поднялись на второй этаж и прошли по залитому заходящим солнцем коридору. Виктор опустил ручку и распахнул дверь. В нос ударил тяжелый запах экскрементов и мужского пота. Богатов жестом пропустил внутрь Антона и тот, с трепетом вошел в комнату. На широкой кровати, стоящей у окна, на скомканном постельном белье лежала девушка с закрытыми глазами. Антон провел взглядом по комнате и заметил, что светлые обои в некоторых местах содраны, темными полосами обнажив штукатурку. Белая занавеска колыхалась от сквозняка.
– Уснула, – тихо сказал Виктор.
Елена прислонилась к дверному косяку и по её бледному лицу потекли слезы. Антон подошел к кровати и стараясь не разбудить девочку поставил на пол сумку.
– Сколько лет Олесе?
– Шестнадцать в апреле исполнилось, – сказал Виктор.
– Симпатичная и возраст такой хороший, – Антон медлил, – она сегодня ела?
– Баранину опять, большой аппетит.
– Это хорошо даже. Значит жизнь не уходит из нее, эти иные бывает наоборот изморяют человека.
– Ужас.
– В вашем случае все не так печально.
– Понятно.
– Но запах говорит о присутствии потустороннего. Точно.
– Даже проветривание не помогают.
– А так довольно стильные обои у вас здесь, да и интерьер вообще. В «Очаге» брали? У меня похожие.
– Может вы уже начнете?
– Я? Да, конечно. Надо свечи зажечь, так положено, воздух чистится, ионы к катионам, ну вы поняли, нейтроны к протонам, разрядка.
– Схожу за спичками.
Елена испугано сказала: «Проснулась».
Олеся открыла глаза и на её бледном как простыня лице заиграла жуткая улыбка, больше похожая на нервную болезнь. Воспаленные губы с запекшейся кровью вытянулись, и девочка протяжно завыла. Антона обдало жаром. Волчий вой разрезал тишину дома. Откуда-то из коридора донеслось шипение испуганного кота. В комнату влетел Виктор и протянул коробку со спичками.
Совладав с собой, Антон достал три длинные свечи из сумки, и чиркнув спичкой, зажег каждую из них. Девочка завыла вновь. Расставил свечи у кровати и капли тающего воска потекли вниз, застывая на ковре. Олеся карими жгучими глазами следила за Антоном, затем принялась чесать черные спутанные волосы.
Родители, вытирая слезы, стояли прислонившись к стене у входа. Олеся пристально следила за движениями экзорциста. Тот достал из сумки заготовленный ранее пучок из трав и поджег его спичкой. «На мне Боже, обеты тебе; тебе воздам я хвалы, – начал Антон монотонную читку, – ибо ты избавил душу мою от смерти, да ноги мои от преткновения, чтобы я ходил пред лицом твоим во свете живых».
Олеся привстала и зловеще засмеялась, от этого смеха у Антона сбился голос, выдержав паузу он продолжил: «Черное ничто именем божиим приказываю тебе, назови своё имя». Девочка на миг замерла и из неё вырвалось хриплым посаженным голосом: «Уходи». Елена застонала от испуга и закрыла лицо ладонями. Антон продолжил окуривать комнату, читая наговор: «Я пришел – ты уйдешь, как ночь уходить вслед за луной, уйдешь и ты. Говори, какое твое имя?» Олеся зашипела змеёй, легла на спину и тело её забилось в судороге.
Антон полез в сумку и достал из нее стеклянную банку с какой-то мутной жидкостью, закрытую пластиковой крышкой. Откупорил и пальцем коснулся жижи, пучок трав тлел, наполняя комнату сладковато-горьким запахом. Испытывая некоторое смятение, он все же подошел к девочке и дрожащим пальцем дотронулся до её бледного лба. Девочка дернулась. Темно-бурое пятно потекло к переносице. «Приказываю, назови свое имя!»– прокричал Антон. Вновь раздалось шипение из потрескавшихся воспаленных губ.
«Имя!»– кричал Антон. В ответ лишь шипение. «Имя говори»,– внутри Антона росла тревога, но всем видом своим он показывал уверенность и бесстрашие. «На мне Боже, обеты тебе; тебе воздам я хвалы, – закричал он, – ибо ты избавил душу мою от смерти, да ноги мои от преткновения, чтобы я ходил пред лицом твоим во свете живых. Приказываю тебе, черное ничто, назови имя свое! Имя говори!».
Порыв ветра задул одну из свечей, и девочка заговорила низким и шипящим голосом: «Зачем тебе мое имя?» У Антона дрогнул подбородок и он едва слышно пробормотал заученную фразу: «Чтобы быть в справедливом равновесии черного и белого. Во имя творца. Говори имя». Чиркнул спичкой о коробок и зажег потухшую свечу.
– Ты черный или белый? – спросила с насмешкой Олеся низким шипящим голосом.
– Я белый! Я тот, кто желает блага людям.
– Значит…Я…Черный? – в голосе слышался тяжелый южный акцент.