Бросок кобры
Шрифт:
– Мы люди гордые, нам чужого не надо. – Крячко тронул “мерс” с места, объехал “Пежо”.
Гуров заглянул в свою машину, Вика дремала.
– Во-первых, запрись, во-вторых, услышав выстрелы, не пугайся.
Квартира Валентины находилась на третьем этаже, Гуров поднялся на второй, встал у стояка мусоропровода. Конечно, укрытие было никакое, но для человека, летящего по лестнице через три ступеньки, годилось.
Крячко подошел к “пятерке”, собрался подобрать ключи, передумал и сильно качнул машину. Она возмущенно засигналила, Крячко не унимался, машина кричала свое.
– Отойди
– Так домой надо, а ничего не ходит! – крикнул Крячко. – Я на твоей доеду!
Окно открылось, и мужской голос приглушенно произнес:
– Оставь машину, браток. Выпить хочешь – подымись, я тебе налью. Машину ты все равно не откроешь.
– Я не халявщик! – орал Крячко. – У меня с собой есть! Что значит, тачку не откроешь? – Он достал пистолет и разбил боковое стекло.
Крячко стоял за машиной, из окна третьего этажа не было видно, чем разбили стекло, но звон стекла был слышен прекрасно.
Мужчина в окне исчез, бросился вниз по лестнице, на втором этаже от удара пистолетом по шее получил ускорение и грохнулся к ногам Крячко, который оставил в покое машину, бросился к подъезду и принял в объятия почти бездыханное тело.
Гуров поднял оброненный бандитом пистолет, помог Станиславу поставить мужика на ноги.
– Ты что, мил человек, из-за паршивой железки готов шею себе свернуть? – Крячко, не давая парню упасть, прижимал его к стенке, хлопал по щекам.
Голова у мужика безвольно клонилась, видно, при падении с лестницы он расшибся крепко. Гуров, опасаясь симуляции, оттянул ему веки, зрачки закатились, умышленно так не сделаешь.
– Ты из какой квартиры вывалился? – Крячко подхватил мужчину с одной стороны, Гуров – с другой, поволокли наверх.
– Последний пролет тебе придется тащить его одному, – шептал Гуров, опуская пистолет незнакомца в карман Крячко. – Его пушка в твоем правом кармане, можешь вернуть, протянешь рукояткой вперед, обязательно.
– Понял. – Крячко взвалил безвольное тело на плечи, крякнул. – Годы, твою мать! – Он поставил “захватчика” у двери против “глазка”, заколотил ногой в дерматиновую обшивку. – Эй, мужик, прими дружбана, упал он, разбился! Железку свою потерял! Вот горе-бизнесмен, ну ничего не умеют! Молодежь! Сопляки! Ты откроешь или мне его тут оставить?
Крячко вынул из кармана пистолет, взял за ствол, начал колотить ручкой по двери, и она приоткрылась.
– Налить обещали!
Крячко ногой распахнул дверь, одной рукой держал под мышки парня, который уже приходил в себя и самостоятельно держался на ногах. В другой руке Станислав держал пистолет, держал за ствол, рукояткой вперед.
В коридорчике было сумеречно, две мужские фигуры закупоривали его плотно. Гуров бесшумно проскользнул в квартиру, встал у вешалки с верхней одеждой.
– Чего там? Мишка, ты? – Напарник, изображая пьяного, появился в светлом проеме двери, ведущей в комнату.
– Я! – прохрипел Станислав, протягивая пистолет рукояткой вперед.
Встречавший не смог сдержать рефлекс, вынул из кармана правую руку, схватил протянутый пистолет. Крячко мгновенно отшвырнул свою ношу, Гуров шагнул из передней, и два ствола уперлись в бандита. Станислав тоже не удержался, коротко ткнул стволом “хозяина” в солнечное сплетение и, прежде чем тот рухнул на колени, выхватил у него из правого кармана пиджака пистолет, достал наручники и пристегнул бандитов одного к другому, после чего опустился рядом с ними на пол.
Гуров перешагнул через их тела, вошел в комнату. Валентина была жива, сидела на тахте, прикрывая руками обнаженную грудь.
– Валентина, без истерик, все кончилось благополучно, – тихим голосом уверенно сказал Гуров. – Вика вас ждет в машине. Вы не торопясь приводите себя в порядок и уезжаете.
Женщина смотрела на него застывшими глазами, молчала, пытаясь унять дергающуюся челюсть. Гуров взглянул недоуменно на пистолет, который продолжал держать, и опустил в карман.
– Валентина, можете нас не стесняться, мы не мужчины, мы менты.
Гуров вернулся в прихожую, Станислав продолжал сидеть на полу.
Оба задержанных пришли в сознание, один из них, который до последнего момента оставался в квартире и получил лишь один удар в живот, смотрел на Гурова ясно, спокойно.
– Не знаю, кто вы такие, но если не убьете, будете иметь серьезные неприятности. Разрешение на оружие у нас имеется, а отдыхать с девочкой не преступление.
– Если не убьем, то неприятности, а если убьем? – спросил Гуров.
Он рассматривал задержанных равнодушно, понимая, что, черт знает как рискуя, спасли жизнь женщины и приобрели малозначительную свидетельницу, и только. Разрешение на оружие у задержанных, конечно, есть, а все остальное не доказывается. Охранники или офицеры спецслужбы, они не совершали ничего противозаконного. Им приказали привезти в квартиру хозяйку, ждать появления мужчины, дали описание, возможно, фото, приказали ликвидировать и его, и женщину. “На основании своих умозаключений я не могу наемников упрятать в камеру даже на семьдесят два часа”, – подумал Гуров.
– Полковник, ты вляпался в дерьмо, – уверенно сказал сидевший на полу мужчина, натужно хохотнул. – Браслетики придется снять, пушки вернуть.
Не уголовники, точно спецслужба. Либо Коржанова, либо Володина – сами-то генералы с исполнителями не контактировали.
– Станислав, усади героев рядышком и надавай по щекам белобрысому, который с лестницы вертухнулся, а то он так в образ мудака вошел, никак из него выбраться не может. Из карманов все забери и в комнату на стол. Начнут дергаться, пушкой не бей, на трупах не должно быть повреждений, только пулевые отверстия.
Крячко ловко опустошил карманы захваченных, отвесил белобрысому звонкую оплеуху, сказал:
– Служебных документов нет, только паспорта и твоя фотография. – Крячко вытянул руку с фотографией, взглянул, перевел взгляд на Гурова. – Похож, но в жизни ты краше.
– Ладно, иди дверь прикрой, нам надо без свидетелей потолковать. – Гуров взял стоявший в коридоре табурет, переставил удобнее, закурил. – Значит, я вляпался, а вы оба в белом? Тебя как зовут? – спросил он темноволосого, явно старшего. – Молчишь, кретин? Я же могу в твой паспорт заглянуть. Пусть он и липовый, какое-то имя в нем написано.