Брусиловский прорыв
Шрифт:
Представляется, что Ставка должна была все-таки заставить командование Западного фронта наступать на Вильно. Во-первых, согласно планированию, в этот же район наносили удар и главные силы Северного фронта. Во-вторых, своевременное и худо-бедно, но уже как-то заблаговременно подготовляемое наступление должно было дать больший успех, нежели перенос его на новое направление, где ни войска, ни местность не были заранее подготовлены для атаки. Ведь всю весну 1916 года на виленском направлении вплоть до района Молодечно русские части вели минную борьбу за обладание выгодными участками местности или ключевыми высотами. Обе стороны – и русская, и германская – старались занять такое положение, которое позволяло бы простреливать неприятельские ходы сообщения или траншеи. В случае успеха деятельности русских саперов в минных галереях противник вынуждался относить свои окопы назад, в более неблагоприятную местность. Понятно, что минная борьба подразумевала непрестанные
133
Михеев С. Военно-исторические примеры к прикладной части тактики. – М., 1921. С. 18.
К сожалению, под влиянием не желавшего вообще наступать ген. А. Е. Эверта Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев, помимо каких-то соображений сугубо личного и придворного характера, рассудил, что будет более выгодным наступать там, где обозначился большой успех. То есть наступать следовало на Ковель, чтобы охватить его и с севера, и с юга. Возможно, что генерал Алексеев уже понял, что заставить главкозапа наступать будет чрезвычайно сложно вообще, а потому полагалось, что, быть может, удар армий Западного фронта на Барановичи отвлечет на себя часть германских резервов, что, в свою очередь, облегчит положение 8-й армии Юго-Западного фронта, рвущейся к Ковелю. А дальше уже, в случае глубокого прорыва неприятельского фронта, австро-германцы будут принуждены откатываться на запад, что сдвинет с места армии Западного и Северного фронтов.
Теперь штаб Западного фронта получил директиву, согласно которой главный удар должен был быть нанесен из района Барановичи на участке Новогрудок – Слоним с целью выхода на рубеж Лида – Гродно. Одновременно часть войск должна была оказать поддержку главному удару, овладев Пинским районом с тем, чтобы развить дальнейшее наступление на Кобрин – Пружаны [134] .
Так или иначе, но ранее завуалированные на бумаге недостатки первоапрельского оперативно-стратегического планирования (передача главного удара на Западный фронт, взаимодействие Северного и Западного фронтов друг с другом, а не Западного и Юго-Западного, кадровые назначения главнокомандующих фронтами и т. д.) всплыли только теперь, когда началось наступление. Главное же, армии Юго-Западного фронта продолжали драться в одиночку с противником, который ежедневно получал все новые и новые подкрепления и продолжал укреплять Ковельский район, куда отчаянно наступала ударная 8-я армия: переброска одной пехотной дивизии из-под Барановичей под Ковель занимала четверо суток.
134
История Первой мировой войны 1914–1918. – М., 1975. Т. 2. С. 198.
Командующий 4-й русской армией ген. А. Ф. Рагоза
Отказ генерала Брусилова от переноса усилий на львовское направление позволил Ставке Верховного Главнокомандования и дальше настаивать на наступлении войск Западного фронта. Тем не менее это было правильно: войска А. Е. Эверта и А. Н. Куропаткина должны были наступать хотя бы уже потому, что их начальники в целом поддержали решение о наступлении Восточного фронта в кампании 1916 года. Решение же генерала Эверта о переносе не только времени, но уже и места удара означает, что главкозап не проводил серьезной подготовки наступления на определенной местности, ограничившись лишь подготовкой самих войск. И здесь также виновата Ставка, штаб которой в силу своего положения обязан всегда держать контроль за исполнением своих планов для проведения их в жизнь подчиненными инстанциями.
Тем не менее главнокомандование Западного фронта вплоть до провала операции под Барановичами, с одной стороны, считало свой удар главным, но, оттягивая сроки перехода в наступление, как это ни странно, всячески стремилось поощрить движение войск генерала Брусилова на Ковель. Так, 3 июня ген. А. Е. Эверт сообщал ген. М. В. Алексееву, что пока на Западном фронте будет проходить переброска войск на барановичское и ковельское направления, на что потребуется не менее трех-четырех недель, необходимо, чтобы Юго-Западный фронт «теперь же развивал удар на Ковель», а затем и дальше на крепость Брест-Литовск. Нетрудно заметить, что такое направление для Юго-Западного фронта означало захождение армий ген. А. А. Брусилова в тыл германской группировке, стоящей напротив Западного фронта. То есть ген. А. Е. Эверту, буде армии Юго-Западного фронта достигнут победы под Ковелем, останется лишь немного надавить и пожать лавры победы, ибо очевидно, что в случае падения Ковеля и прорыва 8-й армии Юго-Западного фронта к Брест-Литовску противник будет вынужден к отступлению на запад, бросая позиции перед Западным фронтом. Но тогда спрашивается, почему же главные силы и средства перебрасываются генералу Эверту?
История как будто бы никого ничему не научила. В конце мая 1916 года фактически создается то же положение, что и во время третьего штурма Плевны в 1877 году! То есть, когда треть армии изнемогала на штурме, а две трети ожидали развития событий, находясь в резерве (при этом на наиболее уязвимом направлении, с тыла турецкой крепости, наступала лишь слабая группа М. Д. Скобелева). Разумеется, что закономерным итогом такого руководства войсками стало поражение. Странно, что с того времени русские генералы не успели ничему научиться в организации взаимодействия войск и их группировок.
Однако ген. М. В. Алексеев, как будто бы не особенно огорчаясь по поводу того, чем был занят генерал Эверт с первоапрельского совещания в Ставке, где ставились задачи фронтам и приказывалось готовить участки для летнего наступления, поддержал именно главкозапа, остановив тем самым порыв Юго-Западного фронта еще чуть ли не на месяц. В тот же день, 3 июня, М. В. Алексеев телеграфирует генералу Брусилову: «Ближайшей задачей фронта является сосредоточение сил и нанесение удара теперь же на Ковель…» [135]
135
РГВИА, ф. 2003, оп. 1, д. 56, лл. 142–143, 148 об.
Одна лишь эта телеграмма может многое простить главкоюзу. Верховный Главнокомандующий, каковым на деле являлся ген. М. В. Алексеев, недвусмысленно приказал сосредоточить силы на ковельском направлении. Этот приказ, если учесть ограниченность сил и средств, коими располагал ген. А. А. Брусилов, фактически вынуждал все остальные армии Юго-Западного фронта подчинить свои действия усилиям 8-й армии и перейти к обороне на своих направлениях.
Правда, надо заметить, что наступление на Ковель армий Юго-Западного фронта, помимо прочего, диктовалось Ставкой и вследствие отказа генерала Брусилова перенести наступление на львовское направление, хотя М. В. Алексеев и предлагал главкоюзу такой вариант еще 27 мая. Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего не смог (или не пожелал) настоять на своем и потому одобрил «свыше» брусиловское стремление к Ковелю. Тем более что теперь здесь должны были наступать и войска Западного фронта.
Нельзя не сказать о том, что, по сложившейся практике, ген. М. В. Алексеев представлял Верховному Главнокомандующему императору Николаю II готовые оперативные планы и директивы. Именно он непосредственно работал с главнокомандующими фронтами, а потому именно он и должен был «подстегивать» главнокомандующих фронтами не только к реализации уже утвержденных планов, но и к проявлению инициативы. При этом, оправдываясь перед А. А. Брусиловым о перманентных переносах сроков наступления армий Западного фронта, генерал Алексеев ссылался на повеления императора, к которому ген. А. Е. Эверт обращался непосредственно. В свою очередь, А. А. Брусилов считал, что «весь вопрос состоит в том, что Алексеев хотя отлично понимает, каково положение дел и преступность действий Эверта и Куропаткина, но, как бывший их подчиненный во время японской войны, всемерно старается прикрыть их бездействие и скрепя сердце соглашается с их представлениями… Будь другой Верховный Главнокомандующий – за подобную нерешительность Эверт был бы немедленно смещен и соответствующим образом заменен, Куропаткин же ни в каком случае в Действующей армии никакой должности не получил бы. Но при том режиме, который существовал в то время, в армии безнаказанность была полная, и оба продолжали оставаться излюбленными военачальниками Ставки» [136] .
136
Брусилов А. А. Мои воспоминания. – М., 1983. С. 200, 203.
Таким образом, сам же император Николай II, не желая сменить нерешительного командующего армиями фронта, раз уж последний не желал сам подавать в отставку, всячески потакал ему, а ген. М. В. Алексееву оставалось лишь надеяться на то, что наступление когда-нибудь состоится вообще. Точно так же, когда встанет вопрос о наступлении Западного фронта теперь уже в августе, ген. А. Е. Эверт опять будет тянуть время, клянчить отсрочки, а затем и совсем добьется отмены наступления. До сих пор окончательно неясно, чем же руководствовался Алексей Ермолаевич Эверт, принимая такую тактику поведения: ясно, что зависть и неприязнь к А. А. Брусилову в данном случае не могут стать главным определяющим мотивом. Правда, и Брусилов интриговал против Эверта – тогда это было в порядке вещей.