Будь моим первым
Шрифт:
— А что случилось? Почему сами не возьмете?
— У дамы запущенный панариций на пальце, в поликлинике по прописке ей нагрубили, убежала. Знаешь, как это бывает? Сказала, больше не пойдет. Да еще и стесняется. По этой же причине мне не дает смотреть. Я убедил, что ты у нас на все руки мастер и удивить тебя невозможно. И сустав заменишь, и роды, если вдруг придется, примешь. Ты сегодня как обычно?
— Да, до четырех. Хорошо, пусть приходит к пяти, раз дело срочное.
Коллегам у нас отказывать не принято.
— Буду должен, — говорит он.
Я сбрасываю вызов и смотрю
— Работы прибавилось, позвоню, как освобожусь.
— Хорошо, я буду ждать, — улыбается она неуверенно.
Я сам не уверен, что нам стоило еще раз что-то начинать. Инна приподнимается на цыпочки и шепчет мне на ухо:
— Придумаем на вечер что-нибудь необычное?
— Созвонимся.
Основной причиной нашего разрыва была моя скука. От скуки я отказался от стабильной работы в пользу приключений и подвигов. Уехал работать по контракту. Впечатлений получил массу, вдобавок изрядную порцию страхов, которые оживают ночами во снах. Недавно прочитал, что около половины сновидений детей — кошмары. Выходит, что для нашего биологического вида бояться чего-то несуществующего — естественно. Подумаешь, что такого.
Больше я подобных ошибок не совершу, спокойная стабильная жизнь — это именно то, что мне нужно. Без всяких «но».
Уже на своем балконе достаю сигарету и затягиваюсь. Надо спешить в госпиталь. Надо. Еще один день. Все хорошо. Просто замечательно. Пережить его и вернуться домой.
Да что со мной не так-то, блть?
Рабочий день проходит как обычно. Пятиминутка в конференц-зале, слушаем, вникаем в события прошлой ночи. Событий не было. Мало что экстраординарного случается в стенах нашего старинного госпиталя. Операции плановые, несложные.
Потом пациенты по записи.
В конце дня сижу, заполняю истории болезней, заканчиваю уже, как раздается стук в дверь. Бросаю взгляд на часы — шестой час. Сначала гадаю, кого там принесло, а потом вспоминаю — точно! Сегодня же дама от Чернова обещала прийти. Любопытно.
— Заходите, — приглашаю.
В ответ снова робкий стук. И правда стесняшка. Многие наши женщины так сильно комплексуют из-за любого внешнего дефекта, что готовы скорее помереть дома, чем показаться доктору.
— Заходите! — повторяю громче. — Не бойтесь, я не кусаюсь.
Дверь медленно открывается, и в мой кабинет бодро заходит Полина Александровна Барсукова.
Да ептить! Быть такого не может!
— Добрый вечер! Ой! Илья, ты здесь работаешь? — округляет она глаза в мнимом удивлении. — Не смотрите на меня так, доктор! Обещали не кусаться!
Я хищно прищуриваюсь и подаюсь вперед.
— Ты чего пришла? Как ты… — хмурюсь, потом до меня доходит, что произошло. — А, вот оно что.
— Какое неожиданное совпадение! Бывает же! — тараторит она, не особо даже стараясь притворяться, пожимает плечами. — Можно?
Ее волосы собраны в высокий хвост, минимум макияжа на лице. Летящий белый сарафан. Коротенький.
— Да садись уж, раз пришла, — киваю на стул рядом. — Давай сразу карточку. Я закончу и займусь тобой.
— Я подожду, вы не спешите. Мною надо заниматься очень тщательно, — говорит она кротко. Присаживается на стул, закидывает ногу на ногу. — А какую карточку надо было принести? Банковскую?
Глава 22
— Понял, — говорю я скорее себе, чем ей. — Банковскую не надо.
Прицепилась же мелкая. Ее отец вполне конкретно дал понять, чтобы я держался от его сокровища подальше и чтобы не надеялся, что былые заслуги мне сильно помогут в случае каприза мажорки.
Пишу строчку за строчкой, она сидит напротив. Думал, уткнется в телефон, но нет. Пялится на меня. Я глаза поднимаю, она их отводит, потом снова пялится.
— Показывай свою проблему, — говорю я, откладывая ручку в сторону и смотря ей в глаза.
— А вы руки не помоете? — шепчет она. — После других пациентов. А то мало ли какая у вас тут зараза ходит.
— Ну мы ж пока не оперируемся, — выгибаю бровь я.
Впрочем, мне несложно, поднимаюсь с места, мою руки с мылом. Она довольно резво для больного человека пододвигает тяжелый стул таким образом, чтобы между нами с ней не было стола. Я возвращаюсь на свое место.
— Показывай, — говорю я нетерпеливо. У меня сегодня свидание, мажорка ворует мое время.
— Прямо здесь?
— Можем снять гостиницу за городом, — вздыхаю не без раздражения. Уже вижу, что пальцы у нее в полном порядке.
— Вы так ко всем пациенткам подкатываете?
— Разумеется.
— И на вас не жалуются?
Смеюсь.
— О, подавляющее большинство моих пациенток крайне рады моему вниманию.
Она закатывает глаза, дескать, поражена моим самомнением. Потом скидывает с правой ножки элегантный шлепанец и ставит ступню мне на колено. Упирается носочком и ведет пару сантиметров выше.
При этом за моей реакцией наблюдает внимательно. Глаз не сводит, затаилась, змея. Сарафан ее, ожидаемо, изрядно задирается, демонстрируя не только коленку, но и бедро. В полуметре от меня. Я начинаю злиться, что это, блть, за игры на рабочем месте? Поднимаю на нее глаза, она обеспокоенно кивает на свою ступню.
— Ну что там? — спрашивает взволнованно. — Я умру?
Возвращаюсь к накрашенным красным лаком аккуратным пальчикам. Один к одному, как на выставке. Идеальные ногти, все безупречно. Она слегка надавливает мне на ногу носочком.
Эту девочку трогать нельзя. Что бы она ни натворила. Как бы мне ее ни хотелось.
Блть.
— Не вижу проблемы, — едва удерживаюсь, чтобы не психануть.
Нет, пациенты бывают разные. Иногда они дико разочаровывают абсолютно пофигистическим отношением к собственному здоровью. Как, например, вчера. Пожаловала на прием без записи женщина снимать швы на руке. Хирург, не я, ей, когда швы эти накладывал, строго наказал явиться через десять дней. Но она была на даче занята и смогла найти минутку для визита в госпиталь только через двадцать восемь дней. Открывшаяся мне картина оказалась занимательной, я даже сфотал на память. Манипуляции необходимые провел, назначил антибиотик. Будет ли пить? Кто знает. Зато, полагаю, все грядки к тому времени были прополоты.