Будь моим телохранителем
Шрифт:
Я никогда не питала иллюзий насчет противоположного пола и прекрасно знала их природу, даже будучи невинной особой. Потому что жила среди тестостероновых яиц двадцать четыре на семь, и от моих ушей не ускользала ни одна пошлая шуточка или байка.
Но я была готова пойти на такой шаг и закрыть глаза на свои принципы, лишь бы «испачкать себя» и не достаться никому в качестве приза.
Вот только мне даже поцеловаться не позволили, притащили домой как котенка за шкирку, а пацана…
В общем, мне повезло больше. А моя девственность
Правда, она все же покинула меня на одной вечеринке через четыре года Но отец наивно полагает, что я все еще храню целомудрие для своего единственного долга.
Долг – ненавижу это слово. В моей жизни оно встречается слишком часто.
Всегда было интересно, как реагировала бы мама на мои выходки. Ругала? А может, понимала и защищала?
Мне не хватает женских секретов и задушевных разговоров с ней, как это могут позволить себе все мои сверстницы. Но, к сожалению, мне это недоступно: матери не стало очень рано, и я даже не помню ее. Знаю только, что было заказное убийство.
Та же участь постигла и моего старшего брата.
Я любила его, очень любила, и для меня это стало тяжелой потерей. Тогда моя жизнь дала первую трещину, а у старшего О’Доннелла пошатнулась психика.
Было непросто.
Нашу семью громили в щепки со всех сторон. А вдобавок еще и весь чемодан моей взбалмошности прилетел на папенькины плечи. Но и он не пальцем деланный и для отца-одиночки справлялся весьма недурно.
Я даже спорить с ним практически не рисковала. Да никто не рисковал. Все его боятся и уважают. Однако мне все же удавалось находить пути обхождения правил. До определенного времени.
Вообще, папа очень сложный человек, ирландец до мозга костей: чтит семейные связи, обожает лошадей, темное пиво и предпочитает исключительно ирландскую форму имени.
А еще для него имеет вес только одно мнение – его.
Он прожил непростую и долгую жизнь в бедности, надрывая свою задницу на заводе с тринадцати лет, прежде чем многого достиг и стал тем, кем сейчас является.
И я даже могу оправдать ход с моим браком. Отец просто хочет обеспечить мне надежное будущее. Но что-то его остановило.
Однако мне это только на руку.
Никогда не смирюсь с тем, что за меня будут решать. Это моя жизнь, и плевать, что я живу в том мире, где на вершине иерархии мужчины. В мире, где желания женщины – ничто.
Иногда я жалею, что заключена в женское тело. Роди меня мать мужчиной, жизнь была бы совсем другой.
Я никогда не могла понять, почему то, что позволено мужчинам, непозволительно для женщин?
Парень, перетрахавший весь бордель, не лишается и капли чести, а девушке достаточно неправильно посмотреть, чтобы на ней поставили клеймо шлюхи.
Абсурд.
Снова начинаю заводиться, мысленно рассуждая на малоприятную тему. И мне требуется пара секунд, чтобы перевести дыхание.
Если я и выйду замуж, то только по любви. И ничто не изменит моих убеждений.
Хотя вероятность любви – единственное, что пугает меня в этом мире.
Достаточно иронично, не правда ли?
Но я всего лишь мечтаю выбраться за пределы прогнившего мира, в котором прожила всю сознательную жизнь.
С каждым годом мне становилось все теснее в установленных рамках. Слишком много запретов. Слишком много правил. А я не люблю ни то, ни другое. Не люблю быть жертвой. Возможно, тому причиной горячая ирландская кровь.
А еще я наивно полагала, что готова к любым опасностям, но так было ровно до тех пор, пока на меня не открылась охота.
Да. Мой несостоявшийся муж пришел в дикое бешенство, когда получил внезапный отказ. И тем, что не сдержал свое слово, отец развязал войну.
Вот только охотиться на меня стали все, кто хоть что-то имел против нашей семьи. Ведь я являюсь мощным рычагом в руках недоброжелателей. И теперь каждый падальщик желает урвать лакомый кусочек.
И вчера грязным ублюдкам это почти удалось.
Сквозь жалюзи уже пробиваются первые лучи утреннего солнца, а я так и не смогла заснуть.
В голове вновь мелькают ужасающие кадры прошедшей ночи. Даже горячий душ и натертое жесткой мочалкой тело не помогли забыть омерзительные прикосновения.
Я уже потеряла надежду на благоприятный исход, когда появился он.
В темноте мне не удалось разглядеть его, но зато сейчас я в полной мере изучаю своего спасителя.
Длинное мускулистое тело едва помещается на больничной койке. Каштановые взъерошенные волосы. Из-за щетины я с трудом могу рассмотреть красивое, несмотря на увечья, мужественное лицо. С таким же интересом мой взгляд перемещается на орнамент татуировок, выглядывающих из-под больничного халата. А затем и на широкую грудь, размеренно вздымающуюся во сне.
Но даже в таком уязвимом состоянии его облик не теряет налета хищности.
Закусываю губу, сдерживая нелепый порыв провести кончиками пальцев по покрытой чернильными рисунками коже. Интересно, какая она? Думаю, очень горячая и приятная, со всеми оттенками мужской грубости…
А вспоминая, на что способны его сильные руки, можно сделать точный вывод: этот мужчина определенно дик в любой своей потребности. Какой бы она ни была.
Черт подери, да он выглядит как грех во плоти!
От него за версту веет бруталом. Агрессивным сексом. И перегаром. Но последним меня не удивить.
Представляю, какое впечатление производит на женщин этот самец. Интересно, как часто он пускает в ход свое обаяние?
Боже, Мерф, он обычный мужик! Прекрати на него пялиться. Нет. Не обычный, он спас меня. Не задумываясь, убил тех, кто хотел причинить мне боль. Пролил кровь ради незнакомой ему девушки.
И я продолжаю смотреть, грозя прожечь в нем дыру.
Что же в тебе такого особенного, мой Робин Гуд?
Внезапно мужчина начинает просыпаться и, издав тихий стон, болезненно кривит губы.