Будь моим врагом
Шрифт:
— «И очистит сынов Левия, и переплавит их как золото, и как серебро».
Капли сливались в ручьи, ручьи — в потоки, потоки устремлялись к мертвому терьеру. Поверхность лужи пузырилась, по ней пробегали волны, затем чернота вздрогнула и вытолкнула из себя адского пса.
— Отходи, Эверетт, я прикрою, — сказал Шарки. — Следи, чтобы я оставался между тобой и этой мерзостью. И не спускай с нее глаз.
Адский пес выпрямился. Шерсть встала дыбом, с черных клыков капала черная жидкость. Его рычание походило на треск разрываемой мертвой плоти.
— Не делайте
— Четыре.
— У меня столько же, плюс то, что осталось в револьвере.
Немного, подумал Эверетт. Адский пес припал к земле, лапы напряглись перед прыжком.
— По моей команде беги. Беги, словно за твоей душой гонятся черти всех девяти миров!
— Но, Шарки…
— Только ты вытащишь дирижабль из этого проклятого места!
Адский пес прыгнул. Казалось, он заполнил собой все небо. Прыгнул и завис в воздухе. Эверетт знал, что Шарки обречен, и сам он обречен, и их погибель хуже смерти. Чернота поглотит и переварит их в своей утробе, как тех собак.
Резкий скрежет заставил его рухнуть на колени и прижать ладони к ушам. Адский пес взорвался и ливнем обрушился на плитки, двора.
Воздух сгустился, из него выступили фигуры в шлемах и медно-красных боевых скафандрах. Шестеро солдат окружили Шарки и Эверетта. Шарки отшвырнул дробовик и револьвер и поднял руки, кивком головы призывая Эверетта последовать своему примеру.
Двое солдат обследовали черные пятна. Один держал в руке какой-то прибор, другой целился в черную лужу из странного оружия, подобного которому Эверетту видеть не доводилось.
— Нулевая активность, мэм, — отрапортовал солдат со сканером. — Мертв, и надолго.
Второй солдат перекинул странное оружие на ремне через плечо.
Стоявший ближе всех солдат коснулся ворота, и шлем раскрылся, словно ротовой аппарат насекомого. Женщина, слегка за тридцать, широкое лицо, светлые волосы, черные у корней. Такую ожидаешь встретить у ворот начальной школы, на парковке супермаркета, но никак не в полном боевом снаряжении на заднем дворе деревенского дома. Особенно, если перед этим она разнесла на мелкие кусочки зловещую черную субстанцию, поглощающую души.
— Лейтенант Елена Кастинидис, двадцать седьмой отряд Эгистрии, округ Оксфорд, — произнесла крашеная блондинка. — Вы арестованы.
16
Эверетт сидел на каменном подоконнике средневекового окна и смотрел вниз на четырехугольник двора. Вечер протянул длинные тени от массивных стволов Феллоуз-гарденс через аккуратно постриженную лужайку и ровные дорожки. Последний солнечный луч коснулся шпиля и башен там, где колледж выходил на церковь Сен-Джайлз. В сумерках стало виднее защитное поле, полыхающее, словно северное сияние.
— Привет, пап, — прошептал Эверетт. — Вот я и в Оксфорде.
Церемониться с арестованными лейтенант Елена Кастинидис не собиралась.
— Раздевайтесь, — приказала она.
— Что? — удивился Эверетт.
— Раздевайтесь.
Ее
— «Блажен бедствующий и хранящий одежду свою, чтобы не ходить ему нагим, и чтобы не увидели срамоты его», — процитировал старший помощник.
Куртка, рубашка, шорты, злодейские сапоги из «Бона шмотка», леггинсы. Эверетт стоял в трусах, дрожа на пронизывающем ветру.
— Догола, — сказала лейтенант.
— Это называется совращением малолетних.
Солдаты загоготали.
— Снимайте по-хорошему, или придется вам помочь.
Лейтенант Кастинидис выдернула из-под пояса нож военного образца. Эверетт просунул большие пальцы под резинку, стащил трусы вниз и шагнул вперед. Он стоял голый и беззащитный, испытывая знакомый по школьной раздевалке ужас. Буйные сверстники, которые не стеснялись разгуливать нагишом, стегать друг друга полотенцами, с гиканьем запрыгивать на плечи, валить на пол и возиться там, утробно хохоча и норовя дернуть приятеля за сосок. Душевые кабинки, где лучше стоять лицом к кафелю, чтобы то, чего стыдишься, не заметил сосед. Стоять и мучительно гадать, куда они спрятали твою одежду.
— Руки за голову.
Эверетт сцепил ладони на затылке. Солдат медленно и сосредоточенно водил сканером вдоль его тела, от мизинцев ног до макушки. Все это время второй держал свое странное оружие в двадцати сантиметрах от его носа. Эверетт старательно избегал взгляда за стеклом шлема. Затем сканер тщательно исследовал его одежду и обувь. Эверетт стоял, почти не дыша.
— Чисто. Никаких Нано.
Солдат опустил оружие и со щелчком закрепил в держателе на спине. Что за «нано»? Наан? Как пенджабский хлеб?
— Можете одеваться, — сказала лейтенант.
Эверетта не пришлось долго упрашивать. Он рывком натянул одежду, затем, прыгая на одной ноге, с трудом втиснул окоченевшие ноги в сапоги. Когда он расправлял бахрому на шикарной, напоминающей драгунский мундир куртке, руки дрожали. Оглянувшись на Шарки, Эверетт увидел, что тот уже облачается в плащ. Двое других солдат продолжали держать их обоих на мушке. Шарки надел шляпу, тщательно и неторопливо расправил перо и подтянул манжеты. К нему вернулось прежнее достоинство. Всегда сохранять невозмутимость под огнем неприятеля. Эверетт позавидовал такому хладнокровию — его самого душили стыд и гнев. Натянув на голову капюшон, он набросился на лейтенанта Кастинидис:
— Что это значит? Кто вы такие, черт побери?
Гнев Эверетта произвел на лейтенанта не большее впечатление, чем февральская морось.
— Вопросы тут задаю я, сынок. Я спрашиваю, ты отвечаешь. Грузовой дирижабль восемьдесят восьмого класса с Земли-3 над Астон-хилл.
— Видите ли…
— Наши радары засекли вас, как только вы сунулись на северо-восток Лондона. Мне нужно поговорить с вашим капитаном. Дайте ему знать.
— Ей, — поправил Шарки. — Капитану Анастасии Сиксмит.