Будь собой
Шрифт:
И тут она еще раз вспомнила разговор в саду: «Принял, бедняга, на грудь и теперь отдыхает… Идем, кажется, я чувствую запах дыма…» – «Может поднять его?..» – «В тебе говорит элементарное незнание жизни…» – «Ты точно уверен, что он пьяный?» – «Совершенно». – «По-моему, он не похож ни на алкаша, ни на бомжа…» – «Ну, человек странное существо… Какое право мы имеем навязывать ему свои представления о добре и зле?» – «Никакого…»
Так просто и так страшно.
В комнату тихо вошла мама.
– Разденься. Не спать же одетой.
Ира
Девушка поднялась совершенно разбитая, с сильнейшей головной болью. Следовало выпить таблетку и привести себя в порядок. Именно этим Ира и занималась чуть ли не два часа. Голову отпустило, но унылое отупение так и осталось. Все вокруг: и небо, и деревья, и дома за окном – казалось ей теперь серым, блеклым, скучным.
– От такой жизни в петлю полезешь! – Ира произнесла эти слова вслух, и звуки гулко отдались в пустой квартире.
«Но должно же быть хоть что-то радостное и светлое, – думала она. – Артем! Надо ему позвонить, он ведь ничего еще не знает, иначе обязательно появился бы сам. – Девушка набрала номер. – Только бы не дед, – повторяла она после каждой цифры, – только бы не дед».
К телефону подошел Тема.
– А, это ты, день добрый. – Голос такой же, как всегда. Ира удостоверилась, что он не в курсе.
– Знаешь, я вчера по телевизору видела того… ну того человека. Помнишь? Он еще в саду лежал.
– Да, не повезло бедняге. Я, знаешь ли, тоже репортажик поглядел. Журналистик, я тебе скажу, ужасно убогий. – Артем усмехнулся. – По-русски толком высказаться не может, но сколько пафоса.
– Переживаешь? – Девушка все еще не понимала.
– Ах, вот ты о чем! Да нет, к счастью, дед жив-здоров. Шутка ли, в его годы инфекционные болезни. И ведь я сколько говорил: незачем этих бомжей прикармливать. Никому не нужно – ни им, ни ему.
– Я про того человека в Ботаническом саду…
– А… – Тема сразу поскучнел. – Все люди смертны. Хотя, возможно, отправься с ним гулять кто-то из родных или коллег, и обошлось бы.
– Но ведь мы же…
– Хочешь сказать, должны были что-то предпринять. Так ведь на лбу у него не написано, что он ученый. Мы не могли копаться в чужих вещах, искать документы и прочее.
– Мы могли спасти его! – Ира почти кричала, от ее вялости и апатии не осталось и следа. – Мы его убили! Убили!
– Глупости, наверное, ты плохо выспалась. – В Темином голосе слышалось отчуждение.
– Нет, ты настоял на том, чтобы мы ушли, а я, дура, послушалась.
– Не люблю истерик. – Темин тон стал ледяным. – Вот что, я сегодня перебираюсь от деда в местечко потише. Вы с ним будто сговорились… Следовало бы конечно обидеться, но так уж и быть. Дам тебе шанс, дед передаст мои координаты. Думаю, через пару дней ты войдешь в разум, тогда милости прошу. Всего хорошего. – И он повесил трубку.
Ира ничего не понимала. Совершенно подавленная и оглушенная стояла она с трубкой в руках. Неужели это был он? Тонкий, благородный, прекрасный…
На негнущихся ногах девушка подошла к письменному столу и выудила оттуда папку, с которой ходила на занятия. Там лежал Темин портрет. С тетрадного листочка на нее смотрел совершенно чужой человек. Она попыталась вспомнить тот самый его взгляд и не сумела. «Неужели конец? Ведь столько всего было! Наверняка он решил, что я все на него валю, и обиделся. Нужно успокоиться, извиниться, и все пойдет по-прежнему».
Ира снова схватила трубку, но как назло телефон молчал. Она вытащила мобильник и набрала нужный номер, но в ответ раздались лишь длинные гудки – никто не отвечал.
Ира села за стол чуть ли не в обнимку с трубой. Долго и внимательно смотрела она на Темин портрет, потом зачем-то достала портрет Константина Юрьевича, сделанный давно, еще после презентации, и положила листки рядом. Даже странно, какие похожие и какие разные лица.
Несколько дней назад по требованию преподавательницы Ира притащила ей все, что рисовала в последнее время: натюрморты, пейзажи, этюды и эти два портрета. Художница внимательно разглядывала все работы, время от времени кивала, качала головой. А вот на портретах этих задержалась, долго их рассматривала, крутила так и эдак, а потом вынесла вердикт:
– Отвратительная техника, но есть глубина и чутье настоящего художника. За месяц-два тебе надо написать этих людей маслом. Их и понесем на творческий конкурс. Тут что-то есть, определенно есть. Вот так.
Ира тогда очень удивилась. Константин Юрьевич действительно неплохо вышел, а вот Тема получился хоть и похоже, но ужасно. Ира опять вглядывалась в его черты. Наверное, именно так он смотрел, когда они только что говорили по телефону.
– Другой человек, – вслух сказала она. – Это ведь другой человек.
Пораженная внезапной мыслью, Ира вскочила. На самом деле он совсем не такой, каким ей казался. Много дней Ира смотрела на Артема и ничего не желала видеть, ничего, кроме хорошего. Словно искорки в ее памяти вспыхивали мелкие, незначительные эпизоды. Прежде она не придавала им значения, но теперь, теперь… Девушка вдруг поняла, что не питает ни малейшей симпатии к тому Артему, который есть на самом деле. Ну, а человек, в кого она была без памяти влюблена все эти месяцы, исчез, умер.
По настоянию того же Темы Ира прочла «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда. Ее герой был красавцем, а на его портрете волшебным образом отпечатывались все его пороки. Тогда книжка ее только посмешила, а теперь, теперь она почти поверила, что такое возможно.