Будда из Бенареса
Шрифт:
— У тебя, кажется, боли в спине?
Амритодана поморщился и не ответил.
— И что же теперь, брат? — спросил он, останавливаясь перед Дхотой. — Они не пойдут на Бенарес?
— Увы. Видудабха не отменил поход, ведь путь войску указан священным конем. Армия уже собирается у южных окраин Шравасти. Недели через три, как и было задумано Прасенаджитом, Видудабха двинется на Бенарес со своими слонами, колесницами, пешими и конными воинами. Потом он поднимет знамя военного похода на землю шакьев. Поэтому я прошу тебя, брат: вернемся в Капилавасту.
— В том, что радже подсунули дочь рабыни, моей вины нет.
— Не время вспоминать старые размолвки. Да, Шуддходана виноват, и он признает это.
— Нет, Дхота, я не поеду.
— Но почему? Мы разобьем их армию, как брыкающаяся корова — глиняный горшок!
— А почему бы Шудцходане не послать войско на помощь Бенаресу?
— И оставить Капилавасту без защиты? Раджа на это не пойдет.
Начальник слоновника пригладил усы.
— Раджа Шуддходана волен поступать, как ему угодно. Я же не сделаю и шагу из Бенареса.
— Но пойми, меднолобый: Бенарес тебе не спасти!
— Знаешь, Дхота… Если бы эти слова произнес кто-то другой, я развернул бы его туда, откуда он пришел, и дал ему хорошего пинка.
Посланец шакьев рассмеялся, но смех его был невесел.
— О, узнаю брата Амритодану, узнаю его храброе сердце, словно бы покрытое волосами… Однако скажи на милость, как ты намерен сражаться — с вашим-то сновидцем-раджой? Разве ты не знаешь, что при виде правителя, терзаемого страхом, все разобщаются — и советники, и воины, и все подданные? А ваши кшатрии? Проезжая по городу, мне казалось, что они думают только о пышности усов и бород!..
Дхота заговорил о слабости укреплений Бенареса, о недостаточной высоте глинобитных стен, о малочисленности войска, о грозных осадных машинах, о силе кошальской рати. Амритодана оставался невозмутим, словно эти убедительные доводы значили для него не больше, чем сотрясение риса в решете.
— Здесь есть воины, которые думают не только о пышности бород, — заметил он. — Как-то я сказал сыну, что любовь к родине проникает плоть, жилы и кости. Теперь моя родина — Бенарес. Пока птица жизни не покинула гнездо моего тела, я буду защищать этот город.
— Но как ты собираешься его защищать?!
— Ловить ядовитых змей и сажать их в корзинки. Готовить глиняные банки с растительным маслом, которое хорошо горит. А потом сбрасывать все это со стены на головы кошальцам.
— Они сломают ворота.
— Что ж. Я окроплю себя водой Ганги и натру руки до плеч сандаловой пастой. И пусть пожалеют глупцы, что встанут на пути моего Виджая.
Гость из страны Шака долго молчал.
— Да помогут тебе Индра и бессмертные боги! — Немного помедлив, словно бы ожидая, что Амритодана скажет что-то еще, Дхота встал и опоясался мечом. — Ты видел лук, что я оставил у входа? — спохватился он вдруг.
— С двумя изгибами?
— Да. Это составной персидский лук, очень мощный, с тетивой из сыромятной кожи. Бьет в полтора раза дальше обычного. Я привез его тебе, защитник Бенареса.
— Благодарю, — буркнул Амритодана.
— Я думаю, мой гнедой хорошо отдохнул.
Начальник слоновника кивнул.
— О нем позаботились, поверь мне. В моем доме понятливые слуги.
— А твой сын? Я что-то не видел его. Он в Бенаресе?
— Я жду его со дня на день.
Шагнув к Амритодане, Дхота положил руку ему на плечо.
— Прошу тебя: подумай в последний раз. Если все дело в давней ссоре, то ослабь гнев своего сердца, как после охоты ослабляют тетиву. Шуддходана не будет поминать старое. Он примет тебя с радостью.
— У Шудцходаны на конце языка мед, а в корне языка — яд.
— Ты не можешь забыть эту историю с Виджаем?
— Ах, Дхота, Дхота… — Амритодана горько усмехнулся. — Клянусь быком, ну при чем здесь Виджай!
— Брат, ведь я был еще мальчиком, когда это случилось… Я смутно помню, как об этом толковали наши придворные дамы. Значит, виной вашей ссоры… значит, всему виной была она?
Начальник слоновника не ответил.
— Но послушай, брат, она же давно умерла! — заволновался Дхота. — Даже если ты ее любил, даже если Шуддходана перешел тебе дорогу… Ее давно нет, царица Майя умерла на седьмой день после рождения первенца в роще цветущих деревьев сал!
— Тем более, Дхота, — медленно сказал Амритодана. — Я не прощу его.
Глава IX
ВЕЛУВАНА
Снова оказавшись в хижине, он увидел, что его голова сползла с подстилки, шея неестественно изогнута, а кадык торчит кверху. Девадатта попытался войти в тело через ноги, но это ему не удалось. Он пробовал снова и снова, но всякий раз, дойдя до колен, соскальзывал обратно: упругая сила выталкивала его, как бычий пузырь. Сиддхарта преспокойно спал. Девадатта был совершенно одинок, его охватило смятение.
«Отец, отец!» — позвал он.
И тут кто-то ударил его по затылку, и вместе с ударом Девадатта ощутил разлившееся по всему телу чувство тяжести.
— Что с тобой, брат? — спросил Сиддхарта, поднимая голову. — Тебя укусил муравей?
Девадатта прыгал, словно ужаленный змеей, и растирал затекшую шею.
— Путешествие, — сказал он. — Я совершил путешествие.
Услышав о неудачных попытках вернуться в тело, Сиддхарта улыбнулся.
— Я же говорил, у тебя все получится. Тело — это платье, которое мы носим, если, конечно, оно вообще существует. Человек, понимающий это, свободен; его можно посадить на кол — он только улыбнется, ему можно отрубить голову — и он вместе с палачом будет смотреть, как она катится. Но напрасно ты пытался войти через ноги. Древние риши покидали тело через сердце и возвращались через макушку. Впрочем, этот способ я тебе не навязываю: он не вполне надежен, а для начинающего — труден. Мудрые выходят на выдохе и возвращаются с вдохом…