Будда однажды сказал
Шрифт:
Ницше утверждал, что Бог умер, что его нет, потому что, если Бог существует, вам придется принять Иисуса, Будду, Патанджали, Лао-цзы, Заратустру. Они подобны радуге, мосту между известным и неизвестным, и, чтобы увидеть ее, вы должны поднять глаза к небесам.
Если вы будете глядеть только на землю, копаться в ней, вы не увидите радуги. Вот вы отвергаете существование небес, а кто-то скажет вам:
— Посмотри вверх!
А вы ответите:
— Куда? Там ничего нет.
— Ну как же, я ведь вижу красивую радугу на небе! — воскликнет ваш собеседник.
Но вы упорно будете стоять на своем:
— У тебя, должно быть, галлюцинации, обман. О
Отрицая Бога, мы отрицаем любую возможность радуги. И тогда человек приходит в тупик. Тогда вы не движетесь, вы становитесь болотом... ждете, когда придет смерть. Материалиста не ожидает ничего, кроме смерти. Его жизнь становится непосильным бременем, мукой.
Жан-Поль Сартр называл человека бесполезной страстью. Если нет Бога, то он — прав. Если Бога нет, тогда зачем существовать, для чего? Если вы не можете стать Богом, то в чем смысл всёго? Зачем продолжать существование и терпеть страдание, боль? Зачем? Зачем продолжаться этому кошмару? Почему бы не выброситься из него?
В одном из величайших романов Достоевского, «Братья Карамазовы», один из героев обращается к Богу: «Если я когда-нибудь встречу тебя, я верну тебе билет, что ты дал мне при входе в этот мир. Забери его! Я не хочу здесь быть, это бессмысленно».
Сартр прав: если Бога нет, тогда существование бессмысленно. В таком случае жизнь похожа на сказку, рассказанную идиотом, наполненную бешенством, дребезгом и ничего не значащую. Сумасшедший дом.
С Богом, только с понятием Бога вещи начинают вставать на свои места. Жизнь перестает быть сказкой идиота, она обретает смысл. И значение приходит из запредельного. Оно всегда появляется из трансцендентального. Оно всегда выше понимания. Если вы отрицаете все будущие возможности, смысл жизни исчезает и она становится пустой.
Я называю себя Богом, потому что хочу показать вам жизнь, полную великого значения, полную смысла... значимость, величие, красоту и истинность жизни. С Богом становится возможным всё. Без Бога всё становится невозможным.
Человек без Бога — и не человек вовсе. Он похож на человека, но не человек, потому что не имеет в себе запредельного смысла. Он подобен дереву без цветов. Такие деревья живут напрасно, бесцельно. Деревья неполноценны, пока не распустятся почки и не появятся соцветия и пока ветер не разнесет их аромат по округе. Внимательно вслушайтесь, и вы услышите плач и причитание. Глубоко в сердце не цветущего дерева вы найдете его боль. Когда же дерево расцветает, начинается поэзия, что-то запредельное.
Возможно ли представить цветы, глядя на корни? Если вы никогда не видели цветов, а я принесу вам корни самого прекрасного куста и покажу их, сможете ли вы представить тогда цветы, глядя на безобразные корни? Нет, конечно. Однако в этих корнях уже скрыты цветы.
Кому-то нужно заботиться об этих корнях, защищать их, поливать, обеспечивать им свет, солнце и тень, ветер и дождь, и кому-то нужно очень сильно верить, что произойдет чудо, а ждать придется долго. И вот однажды долгожданное чудо произойдет — дерево расцветет. Вы не поверите своим глазам: как из этих уродливых корней могли произойти столь прекрасные цветы? Как из уродливых корней возникли прекрасные розы? Нелогично. Невозможно. Необъяснимо. Такого быть не может! Это против законов логики. Но это — свершилось.
Если вы живете без Бога, вы — дерево без цветов, розовый куст без роз. А что такое розовый куст без цветов? Шипы...
Когда я называю себя бхагваном, я просто говорю вам: «Посмотрите на меня, розы уже расцвели, и то, что произошло со мной, может произойти и с вами. Не позволяйте унынию овладеть вами. Посмотрите на меня — и ваше отчаяние уйдет, уступив место надежде. Вы не будете чувствовать себя безнадежными...
Позвольте мне войти в вас. По крайней мере разрешите вашим ноздрям вдохнуть мой аромат. Позвольте мне добраться до вашего сердца. Позвольте мне расшевелить ваше сердце, чтобы начали расти ваши собственные цветы, чтобы ваши собственные бутоны начали распускать свои лепестки».
Обозначение себя бхагваном — всего лишь уловка, я могу в любой момент ее оставить за ненадобностью. В то мгновение, когда я вижу, что она стала работать, вся цепочка начинает работать. В то мгновение я увижу, что в этом нет больше надобности... что некоторые люди обратились в пламя, тогда доказательств будет уже достаточно. Тогда больше не будет необходимости называть себя бхагваном. Будет достаточно доказательств. Если некоторые из моих учеников начнут расцветать, я перестану называть себя бхагваном. Значит, моя уловка сработала.
Несколько лет назад я обратился к йогу Чинмае с просьбой найти новое слово для обозначения меня, потому что я собирался действовать по-другому! Всей стране я был известен как ахара. Это слово обозначает мастера, учителя, а я и был таковым, путешествуя по стране и читая лекции. Это была вступительная часть моей работы, она должна была привлечь людей.
Когда это произошло, я перестал путешествовать. Теперь те, кто хотел, могли сами прийти ко мне. Я приходил к ним домой, стучал в их двери. Я говорил, что я здесь и что они в любое время могут прийти ко мне, как только у них возникнет желание. Я буду ждать. Я указал им путь к себе. И вот однажды я позвал Чинмаю и сказал ему: «Теперь найди новое определение для меня, потому что слова „учитель" уже недостаточно».
Он предложил мне большой перечень наименований для моего нового служения: «Махариши, то есть великий провидец». Я ответил: «Здесь сравнение: провидец и великий провидец, — риши и махариши. Нет, не подходит, и потом, все не могут быть провидцами. Для этого требуется талант. Только некоторые могут стать провидцами, все — не могут».
Тогда он предложил другое: «Парамаханса, великий лебедь». Опять сравнение, и притом лебедь — символ иерархии. Это древняя синнаистская система восхождения, парамаханса — «последний этап». В буддистской терминологии, архат — «вершина, кем-то достигнутая». В индийской терминологии парамаханса — также «вершина», но здесь заложена идея градации, шаг за шагом. Это — математически, напоминает расчет.
«Тогда, может, авадхута'!» Но это — еще один сравни ильный термин, принадлежащий другой секте саньясинов. Опять же здесь прослеживается параллель с архатом и парамахансой, и этот термин принадлежит тантристам, авадхута — их последняя ступень. Здесь заложена идея достижения.
«Найди что-нибудь универсальное,— попросил я.— Что-нибудь, не имеющее отношения ни к чему». И тогда он нашел слово Бхагван.