Будда однажды сказал
Шрифт:
Мулла Насреддин сказал мне однажды:
— Ошо, ты знаешь, как реагируют француженка, англичанка и еврейка, когда муж целует их в постели?
— Нет. Расскажи мне,— ответил я.
— Француженка говорит: «О-ля-ля, Пьер, твои поцелуи, о!..» Англичанка говорит: «Отлично! Ты молодец, Винстон! Твои поцелуи — это отлично!» Еврейка говорит: «Послушай, Абрам, тебе не кажется, что нам таки надо побелить потолок?»
Все зависит от вашей позиции.
Работа должна быть молитвой. Работа должна быть богослужением.
Когда я говорю с вами, я молюсь, я священнодействую. Вы — мой храм, мои божества. Всё, что я говорю, я говорю не для того, чтобы научить вас чему-либо. Обучение — это следствие, второстепенный продукт. Всё, что я говорю,— это молитва, это любовь, это забота. Я переживаю за вас, я радею о вас, как художник радеет о своем холсте.
Приходилось ли вам слышать о том, что Ван Гог уходил в отпуск, слышали ли вы, что Пикассо брал выходной? Возможно, и слышали. Да, он часто устраивал себе праздники, но он всегда брал с собой холст и кисти. Он никогда не отдыхал от живописи.
Когда вы любите свое дело, вам не нужны выходные — все ваши дни становятся одним сплошным праздником. Для меня каждый день наполнен ярким солнечным светом, каждый день — воскресенье.
Отношение Чинмайи к работе чисто утилитарное. Он не играет. Он озабочен. Он напряжен. Этому есть причина: он — сторонник совершенства, он педант. Но стремление к совершенству — основной источник неврозов. Педант сам рано или поздно становится невротиком и делает невротиками всех, кто окружает его.
Меня не интересует совершенство, я смотрю на мир в его естественном многообразии и целостности. В мире ничто не может быть совершенным, более того, в нем ничто и не должно быть совершенным, потому что всё совершенное, всё законченное — мертво.
Несколько лет моим соседом был некий поэт. Он писал и переписывал, отвергал написанное и писал заново. День за днем он полировал и оттачивал свои произведения. Но, когда он решал, что наконец достиг совершенства, я говорил ему, что его работа мертва.
Первый взгляд, первый набросок обычно имел свежесть жизни, хотя там было много неточностей и погрешностей. Тогда поэт начинал улучшать свое творение, он работал над размером, языком, грамматикой и т. д. Многие месяцы уходили у него на эту кропотливую работу, но, когда он собирался нести свое произведение издателю, я советовал ему лучше обратиться к врачу, чтобы тот выписал заключение о смерти.
— Твое детище погибло, — говорил я ему, — ты убил его!
Обратите внимание: педантичные родители всегда убивают своих детей, педантичные святые убивают себя и своих последователей. Очень трудно ужиться с педантичным святым — он утомляет, надоедает, осуждает. Когда вы приходите к нему, он смотрит на вас с высоты своих идеалов, и вы уменьшаетесь до размера насекомого. Он получает наслаждение от обличения ваших грехов: и это плохо, и то плохо — всё плохо!
Я не стремлюсь к совершенству. Я принимаю вас со всеми вашими человеческими недостатками. Я люблю вас такими, какие вы есть. Я не говорю сейчас о тех, кто погряз в невежестве и пороке. Это — другая крайность. Таким людям вообще безразлично, что они делают. Педант же слишком озабочен, и он озабочен не столько самой работой, сколько ее совершенством. Он непременно хочет воплотить в жизнь идеал. Невежда, в противоположность ему, вообще ничего не хочет воплощать. Невежда никогда не напишет поэмы. А педант напишет и перепишет ее тысячу раз, но поэма будет мертва. Между этими двумя крайностями и лежит правильный, естественный подход. Не будьте невеждами, не будьте педантами — будьте людьми!
Из-за своего стремления к совершенству Чинмайя нажил себе язву желудка. Он очень беспокоился, он хотел всё сделать настолько совершенно, насколько это возможно,— это одержимость. А там, где одержимость, всегда будет и усталость, смертельная усталость. Вам следует избегать этой крайности.
Во всем необходима мера. Там, где есть мера, — там здравомыслие, там здоровье.
Я совершенно не устаю, но, если такое всё же случается, я никогда не принуждаю себя. Я ни к чему не принуждаю вас, зачем же я буду принуждать себя? Когда я чувствую усталость, я умолкаю. Я могу остановиться на середине лекции и даже на середине предложения. Как только я чувствую малейшие признаки утомления, я останавливаюсь, я не жду ни единого мгновения. Таковы правила моей жизни.
Что естественно — то хорошо. То, что делается легко,— то правильно.
Третий вопрос:
Ошо,
Для меня всё начинает терять смысл и значение. Мир становится для меня мерцающей массой светящихся частиц. Я есть... меня нет... я есть... меня нет... Какое-то вращение, кружение, водоворот... В этом мире нет смысла. Я не счастлив, я не печален. Мне кажется, что нет вообще ничего, что можно понять.
Когда я возвращаюсь к повседневной рутине, я ищу смысла, который мог бы придать жизни какое-то содержание. Я думаю, этим смыслом является любовь. Принадлежит ли любовь к человеческому измерению? Может ли человек создать любовь или он может только открыть ее? Спасибо, что ты создал для нас пространство любви!
Высший смысл всегда выглядит бессмысленно. На высшей ступени определенно отсутствует весь тот смысл, который вы в состоянии представить себе; весь тот смысл, который вы хотели бы там найти. Там не будет никаких человеческих идей. Высшая ступень свободна от человеческой философии, теологии, религии, идеологии, языка и всего прочего. Когда вы начинаете приближаться к высшей ступени, действительно высшей и последней, вы чувствуете, что всё теряет смысл и значение. Да, теряется ваш смысл. Абсолют не имеет ничего общего с вашим смыслом. Он не должен подстраиваться под ваши идеи. Да, там не будет вашего смысла, но это не значит, что там не будет никакого смысла. Там будет абсолютный смысл.
Когда вы подойдете к рубежу, где ваш смысл начнет исчезать, вы увидите первые проблески истинного смысла. Фактически, его даже нельзя назвать словом «смысл», потому что он не укладывается ни в какие человеческие концепции. Но я буду использовать это слово за неимением лучшего. Абсолют имеет колоссальный смысл, но этот смысл — внутренний, а не внешний. Человеческий смысл — всегда внешний. Например, вы работаете, зарабатываете деньги; если вас спросят: «Какой смысл зарабатывать деньги?» — вы ответите: «Я хочу купить дом, для этого мне нужны деньги».