Будда: Пустота сердца
Шрифт:
Природа сделала так, что все меняется очень медленно, но изменение происходит, вам необходимо об этом помнить, и вы можете чувствовать эти изменения только, если вы знакомы с чем-то внутри вас, что не изменяется. Через неизменное вы увидите изменения.
Этот свидетель — единственный неизменный элемент во всем существовании. И когда вы стали свидетелем, и в вас возникла огромная ясность, даже небольшие изменения заметны, они отражаются. Вы не заботитесь ни о каких изменениях, но ваше зеркало продолжает отражать, как вы стареете, как вы движетесь от жизни к смерти, от смерти в другую утробу.
Маниша, хорошие привычки должны воспитываться; вы должны принуждать себя к их выполнению. Это просто тонкая пленка — небольшая царапина, и вы забудете свои хорошие привычки, и выйдет наружу ваш естественный ответ. А ваш естественный ответ будет варварским, потому что вы никогда не выходили за ваше варварство.
Медитация для меня — это единственная цивилизация, единственная культура, единственная религия. Она уводит вас за пределы всего, выше облаков, и вы можете видеть все, что есть в вас с высоты птичьего полета. Вам не нужно что-нибудь повторять; теперь вы можете быть первоначальным, ответственным. И для меня единственное хорошее в существовании: отвечать осознанно, действовать спонтанно, не через цивилизацию.
Я слышал о человеке, который был таким несдержанным в гневе, что убил своего сына, когда тот его ослушался. И из-за него жена прыгнула в колодец, потому что она пыталась защитить сына. Собралась вся деревня, и ему было очень стыдно. Ему было настолько стыдно, что он сказал: "Я решил отречься от мира. Я собираюсь стать святым". В это время в городе был джайнский монах. Этот человек пришел к монаху, и монах сказал: "Это очень трудный путь".
Человек ответил: "Нет ничего трудного для меня. Пойми, я убил своего ребенка, из-за меня моя жена прыгнула в колодец. Неужели ты думаешь, что для меня осталось что-то трудное?"
Джайнский монах сказал: "Тебе придется ходить обнаженным".
Человек немедленно сбросил свою одежду; даже монах был удивлен и шокирован. Но он не понял, что это был тоже просто гнев. Итак, монах его инициировал, и он стал известным. Ему дали имя Шантидас, что значит "слуга спокойствия".
Через двадцать лет... он был в Нью-Дели. Один из его друзей из той же деревни, случайно тоже оказался в Нью-Дели и подумал: "Интересно посмотреть, насколько продвинулся Шантидас". И он пошел посмотреть — там была огромная толпа почитателей. Шантидас взглянул... и он его узнал, но ничем не показал этого. Человек его положения не может узнать крестьянина, хотя они и были друзьями. Тот человек сразу же понял: "Ничего не изменилось, потому что он посмотрел на меня, как будто не узнал, но на самом деле он меня узнал. Я увидел это по его лицу".
Итак, человек подошел ближе и спросил: "Я хочу задать простой вопрос. Как тебя зовут?"
Это привело Шантидаса в сильное раздражение. Он сказал: "Ты что, не читаешь газет? Вся столица знает меня. Мое имя Муни Шантидас".
Человек сказал: "У меня очень слабая память. Не можешь ли ты повторить?"
Это было уж слишком. Он ответил: "Я уже сказал тебе! Я повторю, но запомни, если ты меня спросишь еще раз... Ты меня прекрасно знаешь. Мое имя Муни Шантидас".
Человек сказал: "Еще раз".
Шантидас схватил
Человек сказал: "Зачем делать такую большую работу. Я хотел просто выяснить, изменился ли ты".
Двадцать лет воспитания всех добродетелей, а потом небольшой конфликт, и проявился прежний человек. Вся наша мораль, все наше воспитание искусственно. А я интересуюсь не искусственным воспитанием, а революцией, радикальной, которая возникает из вашей медитации.
Пока мы не вошли в медитацию... Вы пойдете в далекое пространство внутри себя. Идите веселыми и смеющимися. Я ненавижу серьезность — я говорю серьезно! Я хочу, чтобы мои будды танцевали, и пели, и радовались. Я хочу, чтобы мои будды не были мраморными статуями, а были живущими, дышащими, любящими.
Падди и Симас сидят в баре пивной Пиклд Президент. Падди рассказывает Симасу о своей недавней поездке в Америку.
"Ты знаешь, — говорит Падди, — этого парня Рональда Рейгана, президента Америки?"
"Да, — отвечает Симас, почесывая голову. — Это старый козел со своей подружкой шимпанзе, правильно?"
"Да, — говорит Падди. — А его офис находится в таком месте, которое называется Белый Дом".
"В самом деле? — говорит Симас. — Это похоже на пивную Белый Дом?"
"Возможно, — отвечает Падди, — но в офисе на его столе есть кнопка. Ему достаточно нажать на нее и — бум! — весь мир взлетит на воздух!"
"Мне это совсем не нравится, — говорит Симас, заказывая еще пива. — Мой дед моложе, чем этот Рональд Рейган, а мы не позволяем ему нажимать кнопки даже на телевизоре".
Папа-поляк обнаруживает, что его католическая империя разрушается. Он приказывает всем исследователям Ватикана попытаться найти средство от этого грядущего бедствия.
Однажды кардинал Катзасс стремительно врывается в папскую резиденцию.
"Я нашел! Я нашел! — пронзительно кричит Катзасс. — В одном из старых манускриптов говорится, что Бог оставил последнее послание на маленькой планетке, на краю вселенной, которая называется Истерия".
В отчаянии Папа-поляк опустошает сейф Банко Ватикане и дает деньги русским, чтобы они построили ракету, которая доставила бы его на Истерию.
После недель тренировки Папа-поляк, кардинал Катзасс и пилот-шимпанзе отрываются от Земли и мчатся через пространство к далекой планете.
Несколькими световыми годами позже они приземляются в крошечном космопорте в середине пустыни на Истерии, и польский папа наконец-то касается всеми своими членами тамошней грязи. На указателе написано: "Последнее послание Бога — сорок миль".
Во всем облачении, со своим пастушеским посохом, остроконечной шапкой и в космическом костюме, Папа-поляк тащится по пустыне. Кардинал Катзасс, пока они идут, машет кадильницей.
Через десять часов и двадцать миль поляк-папа и кардинал Катзасс уже на четвереньках и задыхаются без воды.
На следующее утро мы видим эту пару поляков, которые заставляют себя брести через пески.
Той же ночью они достигают вершины небольшого подъема и видят вдалеке холмы. Там, сверкая неоновыми огнями так, что освещен весь холм от подножия до вершины, видно последнее послание Бога к вселенной.